больных SARS. В связи с вероятной ролью ретроэлементов в патогенезе COVID19 в качестве перспективных направлений лечения COVID19 могут быть предложены ингибиторы обратной транскриптазы LINE1 и таргетная терапия с использованием микроРНК."],"dc.abstract.en":["This review paper focuses on the search for innovative directions in the study of COVID19 viral infection with the purpose of improving the methods of its treatment and vaccination. Thus far, comprehensive data have been obtained on the ability of nonretroviral RNA viruses, including those replicated in the cytoplasm, to integrate fragments of their genomes into the host DNA. This mechanism provided by the reverse transcriptase and integrase of endogenous retroelements leads to the persistence of nonretroviral RNA viruses through the expression of viral proteins by the host genome, which may serve as a prerequisite for the survival of such viruses. DNA integration events play a role in the development of both the immunological response and protective antiviral responses through the RNA interference system. These mechanisms may depend on the phylogenetically ancient fossils of nonretroviral RNA sequences in animal genomes. The discovery of SARS-CoV-2 fragments in COVID19 recovered patients suggests that the pathogenesis of this disease may be associated with the integration of SARS-CoV-2 genome fragments in the human genome by means of proteins of endogenous retroviral elements. This assumption can be confirmed by the data about the development in older patients of predominantly severe forms of COVID19 with “hyperactive” immune reactions, which normally weaken with ageing. This may be attributed to agerelated abnormal activation of retrocells, which contribute to reverse transcription and integration of exogenous viruses. This assumption is supported by the presence of coronavirus components in the nuclei of infected cells and the change in the expression of LINE1 in the lung tissue cells of SARS patients. Due to the probable role of retrocells in the COVID19 pathogenesis, LINE1 reverse transcriptase inhibitors and targeted therapy using microRNAs may be offered as promising treatments for COVID19."],"dc.abstract.ru":["Обзорная статья посвящена поиску инновационных направлений в исследовании вирусной инфекции COVID19 для улучшения методов вакцинопрофилактики и лечения болезни. В настоящее время получены убедительные данные о способности неретровирусных РНКвирусов, в том числе реплицирующихся в цитоплазме, интегрировать фрагменты своих геномов в ДНК хозяев. Это обеспечивается благодаря обратной транскриптазе и интегразе эндогенных ретроэлементов и приводит к персистенции неретровирусных РНКвирусов за счет экспрессии вирусных белков геномом хозяина, что может служить необходимым условием для поддержания жизнедеятельности вирусов. Интеграционные события играют роль в развитии иммунологического ответа организма и в защитных противовирусных реакциях с помощью системы РНКинтерференции. Данные механизмы могут зависеть от филогенетически древних остатков последовательностей неретровирусных РНКвирусов в геномах животных. Обнаружение фрагментов SARS-CoV-2 у выздоровевших от COVID 19 позволяет сделать предположение о том, что в патогенезе болезни могли бы играть роль события встройки кДНК фрагментов генома вируса SARS-CoV-2 в геном человека с использованием белков эндогенных ретроэлементов. Подтверждением могут служить данные о развитии у пожилых пациентов преимущественно тяжелых форм COVID19 с гиперактивностью иммунных реакций, несмотря на их снижение при старении, что может быть обусловлено возрастной аномальной активацией ретроэлементов, которые способствуют обратной транскрипции и встройке экзогенных вирусов. В пользу данного предположения говорят данные о наличии компонентов коронавирусов в ядрах инфицированных клеток и об изменении экспрессии LINE1 в клетках легочной ткани
больных SARS. В связи с вероятной ролью ретроэлементов в патогенезе COVID19 в качестве перспективных направлений лечения COVID19 могут быть предложены ингибиторы обратной транскриптазы LINE1 и таргетная терапия с использованием микроРНК."],"dc.pages":["302-310"],"author":["Р. Н. Мустафин","R. N. Mustafin","Э. К. Хуснутдинова","E. K. Khusnutdinova"],"author_keyword":["Р. Н. Мустафин","R. N. Mustafin","Э. К. Хуснутдинова","E. K. Khusnutdinova"],"author_ac":["р. н. мустафин\n|||\nР. Н. Мустафин","r. n. mustafin\n|||\nR. N. Mustafin","э. к. хуснутдинова\n|||\nЭ. К. Хуснутдинова","e. k. khusnutdinova\n|||\nE. K. Khusnutdinova"],"author_filter":["р. н. мустафин\n|||\nР. Н. Мустафин","r. n. mustafin\n|||\nR. N. Mustafin","э. к. хуснутдинова\n|||\nЭ. К. Хуснутдинова","e. k. khusnutdinova\n|||\nE. K. Khusnutdinova"],"dc.author.name":["Р. Н. Мустафин","R. N. Mustafin","Э. К. Хуснутдинова","E. K. Khusnutdinova"],"dc.author.name.ru":["Р. Н. Мустафин","Э. К. Хуснутдинова"],"dc.author.name.en":["R. N. Mustafin","E. K. Khusnutdinova"],"dc.author.affiliation":["Башкирский государственный медицинский университет","Bashkir State Medical University","Институт биохимии и генетики Уфимского федерального исследовательского центра РАН","Institute of Biochemistry & Genetics of Ufa Science Centre of the RAS"],"dc.author.affiliation.ru":["Башкирский государственный медицинский университет","Институт биохимии и генетики Уфимского федерального исследовательского центра РАН"],"dc.author.affiliation.en":["Bashkir State Medical University","Institute of Biochemistry & Genetics of Ufa Science Centre of the RAS"],"dc.issue.number":["4"],"dc.issue.volume":["10"],"dc.origin":["https://surgonco.elpub.ru/jour/article/view/534"],"dc.fileName":["cover_article_534_ru_RU.jpg"],"dc.fileName.ru":["cover_article_534_ru_RU.jpg"],"dc.height":["462"],"dc.height.ru":["462"],"dc.originalFileName":["9.jpeg"],"dc.originalFileName.ru":["9.jpeg"],"dc.width":["636"],"dc.width.ru":["636"],"dc.fullRISC":["Введение\nИстория коронавируса человека началась в 1966 году,\nкогда Tyrrell и Bynoe описали перевиваемый вирус, названный ими В814. Он был получен из респираторного\nтракта взрослых людей, больных простудой, при выращивании вируса в клеточных культурах эмбриональной\nтрахеи [1]. В дальнейшем под руководством Tyrrell была\nизучена группа вирусов человека и животных, которые\nвызывали разнообразные заболевания. Эти вирусы\nбыли объединены в одну группу в связи с характерным\nвнешним видом при электронной микроскопии (выступы на поверхности, напоминающие корону) и наличием\nРНК [2]. Сероэпидемиологические исследования, проведенные в 1962–1964 и в 1965–1966 годах, показали,\nчто коронавирусы (CoVs) могут вызывать до 30 % всех\nострых респираторных вирусных инфекций [3]. В 2002–\n2003 годах CoVs стали причиной развития тяжелого\nострого респираторного синдрома SARS (Severe acute\nrespiratory syndrome coronavirus), вызванного SARS-CoV.\nВ ходе эпидемии SARS было выявлено около 8000 больных людей, из которых 774 умерло (9,6 %) [4]. В сентябре\n2012 года ВОЗ впервые доложила о новой коронавирусной зооантропонозной инфекции MERS (Middle East respiratory syndrome), вызванной MERS-CoV, на Ближнем\nВостоке (около 80 % случаев — в Саудовской Аравии).\nMERS была зарегистрирована в 27 странах. По состоянию на 31 июля 2019 года ВОЗ зарегистрировала 2458 лабораторно подтвержденных случаев MERS, летальность\nот которых составила 34 % [5].\nВ декабре 2019 года в городе Ухань провинции Хубэй\nв Китае произошла вспышка пневмонии, эпидемиологически связанная с оптовым рынком морепродуктов Хуанань, где продавались живые животные (закрыт 1 января 2020 года). Были исключены\nтакие инфекции, как грипп, птичий грипп, MERS,\nSARS и другие. Исследователи из Китая 7 января 2020\nгода выявили и секвенировали геном нового вируса,\nполученного от инфицированного человека. 12 января 2020 года в международной базе данных Genbank\nдля всего мира стала доступной нуклеотидная последовательность (НП) нового вируса [6], который, согласно\nМеждународному комитету по таксономии вирусов\n(ICTV) был назван SARS-CoV-2 (www.ictvonline.org).\nПриродным резервуаром SARS-CoV-2 могут служить\nлетучие мыши, такие как Rhinolophus affinis [7]. Эти\nданные был получены на основании сравнительного\nфилогенетического анализа вируса с другими CoVs, показавшего, что новый вирус на 96 % идентичен SARSподобным CoVs летучих мышей (bat-SL-CoVZX45\nи bat-SL-CoVZX21). Однако пока точно не установлено — благодаря какому промежуточному хозяину вирус смог преодолеть межвидовой барьер для заражения\nлюдей [8]. Вирус SARS-CoV-2 является причиной развития новой болезни, названной COVID-19, которая\nбыстро распространилась по всему миру [7], в связи\nс чем 19 марта 2020 года ВОЗ объявила о глобальной\nпандемии COVID-19 (who.int/ru).\nСогласно Международному комитету по таксономии вирусов, CoVs являются членами семейства Coronaviridae\nотряда Nidovirales. Они относятся к крупнейшим\nиз известных вирусов с одноцепочечной «плюс-нитевой»\nРНК. Диаметр их сферических частиц составляет от 100\nдо 160 нм, а размер генома — от 27 до 32 т.п.н. В соответствии с геномной организацией и филогенетическими связями подсемейство Orthocoronavirinae подразделено на 4 рода: Alphacoronavirus (α-CoV), Betacoronavirus\n(β-CoV), Gammacoronavirus (γCoV) и Deltacoronavirus\n(δ-CoV). Из них к α-CoV относятся Alphacoronavirus 1,\nHuman coronavirus 229E, Human coronavirus NL63,\nMiniopterus bat coronavirus 1, Miniopterus bat coronavirus\nHKU8, Porcine epidemic diarrhea virus, Rhinolophus bat\ncoronavirus HKU2, Scotophilus bat coronavirus 512. Они вызывают желудочно-кишечные расстройства у человека,\nсобак, кошек и свиней. Представителями β-CoV являются Betacoronavirus 1, Human coronavirus HKU1, Murine\ncoronavirus, Pipistrellus bat coronavirus HKU5, Rousettus bat\ncoronavirus HKU9, SARS-CoV, MERS-CoV и SARS-CoV-2.\nОни инфицируют только млекопитающих. Вирусы рода\nγCoV и δ-CoV вызывают болезни у птиц, к δ-CoV относятся Andecovirus, Buldecovirus, Herdecovirus; γCoV\nвключают виды Brangacovirus, Cegacovirus, Igacovirus.\nОсновным природным резервуаром α-CoV и β-CoV являются летучие мыши [9, 10].\nБыло подтверждено высокое сходство (более 99 %)\nвсех известных секвенированных геномов SARS-CoV-2\n[10], которые более чем на 70 % сходны с SARS-CoV [6]\nи в меньшей степени — с MERS-CoV. У человека рецептором для SARS-CoV-2 и SARS-CoV является ангиотензин-превращающий фермент 2-го типа (ACE2). Однако\nSARS-CoV-2 связывается с ним слабее, чем SARS-CoV,\nчто соответствует менее тяжелой инфекции. Кроме\nтого, SARS-CoV содержит белок, кодируемый ORF3B, который ингибирует экспрессию IFNβ [8]. Размер генома SARS-CoV-2 29,8 — 29,9 т.п.н., а его структура соответствует специфическим характеристикам известных\nCoV (рис. 1).\nБолее чем 2/3 генома SARS-CoV-2 на 5’-конце представлено ORF1AB (кодирует orf1-ab-полипротеины).\nОставшаяся 1/3 генома вируса на 3’-конце состоит\nиз генов, кодирующих структурные белки: нуклеокапсидные (N), мембранные (М), оболочечные (Е)\nи поверхностные (S). Кроме того, SARS-CoV-2 кодирует 6 дополнительных белков при помощи генов ORF3a,\nORF6, ORF7a, ORF7b и ORF8 [11]. Продукт трансляции\norf1ab (pp1ab) расщепляется на 16 неструктурных белков, которые участвуют в транскрипции и репликации\nвируса. По составу кодирующих специфические белки\nгенов α-CoV, β-CoV, γCoV и δ-CoV несколько отличаются (рис. 2). Наиболее вариабельными генами SARSCoV являются гены S и orf8 [9].\nГликопротеин шипа (белок S) выполняет функцию связывания с клеточным рецептором ACE2, посредством\nчего притягивает вирус к клетке, чем способствует проникновению вируса в клетку [7]. Оба конца геномов\nCoVs складываются в структуры РНК высокого порядка, которые участвуют во взаимодействиях с вирусными и клеточными белками для управления трансляцией, репликацией и синтезом субгеномной РНК [12].\nНапример, с 5’-UTR генома вируса SARS-CoV связываются структурные домены клеточных белков, такие\nкак цинковый палец ССНС-типа и РНК-связывающий\nмотив 1 (MADP1). Важная роль MADP1 белка в синтезе коронавирусной РНК была выявлена при помощи\nsiРНК, интерферирующих с MADP1 [13].\nПо физико-химическим свойствам SARS-CoV-2 чувствительны к ультрафиолетовым лучам и нагреванию\nпри 56 оС в течение 30 минут, эфиру, 75 % этанолу,\nхлорсодержащим дезинфицирующим средствам, перуксусной кислоте, хлороформу и другим жирорастворимым соединениям [8]. Отличительными симптомами\nCOVID-19 являются сухой кашель, высокая температура и утомляемость. Инкубационный период болезни\nсоставляет в среднем от 5 до 6 дней, но может варьировать, в зависимости от дозы заражения, от 1 до 14 дней\n[14]. Поражение желудочно-кишечного тракта может\nнаблюдаться у половины больных и ассоциировано\nс худшим исходом. Сухой кашель наблюдается у 68 %\nпациентов, лихорадка — у 44 %, одышка — у 19 %,\nболь в горле — у 15 %, диарея — 3–3,8 %. Тяжелое течение наблюдается главным образом у пожилых людей\nи страдающих сопутствующими гипертонией, диабетом, ожирением, бронхиальной астмой и хронической\nобструктивной болезнью легких [15].\nПомимо тяжелых форм, приводящих к острому респираторному дистресс-синдрому (ОРДС), характерно\nбессимптомное течение у вирусоносителей COVID-19\n[16]. Кроме того, у больных после выздоровления обнаруживаются положительные результаты на SARS-CoV-2\nчерез 7 [17] и даже 14 дней не только в образцах из дыхательной системы, но и в фекалиях [18]. Данное явление можно объяснить вероятными встройками кДНК\nфрагментов генома вируса SARS-CoV-2 в геном человека. Это предположение основано на том, что обнаружение последовательностей неретровирусных РНКвирусов (NRRV) у организмов, перенесших вирусную\nинфекцию, связано с интеграцией фрагментов патогенов в геном хозяина [19–21].\nО существовании независимого от репликации механизма рекомбинации РНК было сделано предположение еще в 2004 году Gallei et al. в эксперименте in vivo\nна клеточной культуре бычьей почки с субгеномными\nтранскриптами плюс-нитевого вируса диареи крупного рогатого скота (BVDV) семейства Flaviviridae рода\nPestivirus. Гомологичная и негомологичная рекомбинация происходила между двумя перекрывающимися\nтранскриптами, в каждом из которых отсутствовали\nгены РНК-зависимой РНК-полимеразы (RdRp) [22].\nДальнейшие эксперименты in vivo с использованием\nBVDV показали, что большинство сайтов рекомбинации расположены в одноцепочечных областях молекул\nРНК. Вероятно, для высоковариабельных РНК-вирусов\nрекомбинация вносит значительный вклад в их генетические вариации, которые могут привести к изменениям вирулентности, адаптации к новым хозяевам,\nспособности избежать иммунного ответа хозяина и появлению новых инфекционных агентов [23]. Можно\nпредположить, что подобные механизмы могли стать\nпричиной возникновения нового вируса SARS-CoV-2\nиз других коронавирусов.\nВстройки фрагментов неретровирусных\nРНК-вирусов в геномы хозяев\nЕще в 1975 году отечественный вирусолог В.М. Жданов\nобнаружил, что ДНК-транскрипты инфекционных РНК-вирусов встраиваются в геномы клеток хронически инфицированных тканевых культур. Кроме\nтого, в тканях людей, пораженных системной красной волчанкой, были выявлены последовательности\nДНК, гомологичные РНК вируса кори [24]. В 1997 году\nKlenerman et al. при изучении инфекции, вызванной РНК-вирусом лимфоцитарного хориоменингита\n(LCMV), показал, что вирусные антигены могут персистировать в лимфоидной ткани в течение фазы иммунологической памяти. Но при этом РНК генома вируса\nне обнаруживается. Однако при помощи ПЦР были выявлены специфические для LCMV последовательности\nДНК в клетках селезенки мышей через 200 дней после\nзаражения. Было доказано, что обратная транскрипция\nвирусной РНК в комплементарную ДНК (кДНК) происходит после острой инфекции клеток ее естественных хозяев за счет эндогенной активности обратной\nтранскриптазы (RT) хозяев [25]. В 2009 году Geuking\net al. в экспериментах на мышах описали незаконную\nрекомбинацию между РНК вируса LCMV и эндогенной\nчастицей ретроэлемента (РЭ) IAP (Intracisternal A-type\nParticle) с обратной транскрипцией экзогенной вирусной РНК. В результате кДНК интегрировала в геном\nхозяина при помощи IAP элемента [26]. В разное время\nпосле инфекции в клетках человека (293T) были выявлены кДНК вируса везикулярного стоматита (NRRV\nсемейства Rhabdoviridae), образованные при помощи\nбелков LINE-1 элемента клеток [27].\nФрагменты ДНК последовательностей NRRV арбовирусов были обнаружены в клетках комаров на ранней стадии инфекции в виде эписомных форм ДНК.\nПо данным секвенирования нового поколения и биоинформационного анализа было доказано, что эти НП\nинтегрированы в геном хозяев. Данное явление,\nкак предполагается, связано с вирусной персистенцией и иммунным ответом хозяина [20]. Встройка фрагментов вирусных НП может привести к хронической\nинфекции. Однако клетки животных могут извлекать\nвыгоду от инсертированных в их геномы НП вирусов,\nнапример для управления развитием клеток хозяев\nили для сайленсинга чужеродных инвазий и поддержания иммунной памяти. Клетки хозяев могут экспрессировать вирусные пептиды из открытых рамок\nсчитывания интегрированных вирусных НП для усиления адаптивных В- и Т-клеточных ответов в течение\nдлительного времени после освобождения организма\nот реплицирующихся вирусов. Подтверждением этого\nявляется то, что для вирусов, которые заражают остро\n(ортомиксовирусы и вирус коровьей оспы), характерна\nпоследующая необъяснимо длительная персистенция\nвирусных НП и пептидов с наличием вирус-специфического адаптивного иммунитета [19]. Было доказано,\nчто образованные в результате встроек кДНК фрагментов генома вируса эндогенные вирусные элементы\n(EVE) могут функционировать в качестве шаблонов\nдля биогенеза PIWI-взаимодействующих РНК (piРНК)\nу комаров и 48 видов членистоногих, что говорит о роли\nEVE в формировании иммунологической памяти. Эти\nEVE соответствуют в основном одноцепочечным NRRV\nсемейств Rhabdoviridae и Parvoviridae [21].\nДоказательствами интегративной способности фрагментов NRRV являются также данные филогенетических исследований. В 2004 году Crochu et al.\nвыявили мультигенную последовательность флавивируса в геноме комаров Aedes albopictus и Aedes aegypti [28]. В 2010 году Katzourakis и Gifford провели\nскрининг геномов животных in silico для идентификации EVE, происходящих от NRRV. Было выявлено\nмножество EVE, происходящих от представителей семейства Bornaviridae и Filoviridae у млекопитающих,\nRhabdoviridae, Orthomyxoviridae, Reoviridae, Flaviviridae\nу насекомых. Из них Filoviridae, Rhabdoviridae, Reoviridae\nи Flaviviridae, подобно коронавирусам, реплицируются\nв цитоплазме [29]. В геномах человека и других приматов, а также у грызунов и слонов были выявлены элементы, гомологичные нуклеопротеину (N) вирусов семейства Bornaviridae. Эти EVE, обозначенные как EBLN\n(endogenous Borna-like N elements), могут содержать\nинтактную ORF и экспрессируются в виде мРНК хозяев. Филогенетический анализ показал, что EBLN были\nобразованы различными инсерционными событиями\nдля каждого семейства животных на разных этапах\nэволюции [30]. В 2010 году Teylor et al. представили\nпрямые доказательства наличия EVE, происходящих\nот реплицирующихся вне ядра представителей семейства Filoviridae, в геномах летучих мышей, грызунов,\nтенреков, землеройковых и сумчатых [31]. В том же\nгоду Belyi et al. провели сравнительный анализ 5666 генов всех известных семейств одноцепочечных NRRV\nс геномами 48 видов позвоночных. Было доказано\nпроисхождение 80 EVE (возникших около 40 миллионов лет назад) от фрагментов геномов древних членов\n4 циркулирующих в настоящее время семейств вирусов\nу 19 изученных видов позвоночных. Интеграция была\nпоказана в том числе для «плюс-нитевых» одноцепочечных РНК-вирусов семейства Flaviviridae, реплицирующихся в цитоплазме [32], подобно коронавирусам.\nВероятность встройки кДНК фрагментов\nвируса SARS-CoV-2\nВышеперечисленные данные о встройках кДНК фрагментов NRRV в геномы хозяев и даже их сохранении\nв эволюции позволяют сделать предположение о наличии сходных свойств у SARS-CoV-2. Косвенными подтверждениями данного предположения могут служить\nспецифические особенности CoVs и вызванных ими заболеваний. Так, при исследовании коронавирусной инфекции ЦНС у мышей Bergmann et al. еще в 2006 году\nпоказали персистенцию CoV, несмотря на наличие врожденного иммунного ответа и специфических эффекторных механизмов хозяина, контролирующих репликацию\nвируса в различных типах клеток головного мозга [33].\nТак как в персистенции NRRV может играть роль интеграция вируса в геном хозяев [20], можно предположить,\nчто хроническая инфекция CoV у мышей обусловлена\nвстройкой кДНК фрагментов генома вируса. В пользу\nэтого говорят также факты интеграции фрагментов геномов плюс-нитевых РНК-вирусов, реплицирующихся,\nподобно CoVs, в цитоплазме [29, 32].\nБыло проведено подробное изучение последовательностей SARS-CoV-2, других коронавирусов и HIV-1,\nс использованием базы данных GenBank. В результате\nвыявлены специфические встройки кДНК фрагментов\nгенома вируса, идентичные или высокогомологичные\nгенам хозяев (млекопитающих и насекомых) [34]. Эти\nНП могли быть получены путем встраивания фрагментов последовательностей CoV в геномы хозяев с использованием белков РЭ хозяев и сохранением их в ходе\nэволюции, подобно другим NRRV [27–31]. Образуемые\nвставки способны генерировать вирусные РНК с измененными последовательностями, которые способны\nиспользоваться для рекомбинации при коронавирусной инфекции, что может объяснить возникновение\nновых разновидностей вируса, в том числе SARS-CoV-2.\nОдним из фактов, позволяющих сделать это предположение, является обнаружение частиц CoVs в ядрах пораженных клеток [35–38].\nЕще в 2004 году Qinfen et al. при изучении жизненного\nцикла SARS-CoV в клетках почек африканских зеленых\nмартышек выявили специфический феномен образования вирусоподобных частиц в ядрах инфицированных\nклеток [35]. В последующих исследованиях была доказана локализация различных компонентов CoVs в ядрах\nпораженных клеток. Так, белок 3b SARS-CoV располагается преимущественно в ядре совместно с важными\nбелками ядрышка (C23) [37]. В исследовании Matthews\net al. в 2014 году при определении субклеточной локализации белковых продуктов ORF4b (p4b) вирусов\nMERS-CoV, BtCoV-HKU4 и BtCoV-HKU5 было показано\nих расположение в ядрах клеток. Вспомогательный белок p4b участвует в защите от врожденного иммунитета путем ингибирования путей передачи сигналов интерферона-1 и NF-κB [38]. Белок 9b вируса SARS-CoV,\nспособный проникать в ядро посредством пассивного\nтранспорта независимо от клеточного цикла, взаимодействует с клеточным белком Crm1 и выходит из ядра\nпри помощи активных сигналов ядерного экспорта,\nпри дефиците которых белок 9b индуцирует апоптоз\nклеток [39].\nБелок N различных коронавирусов, в том числе SARSCoV, также локализуется не только в цитоплазме,\nно и в ядах пораженных клеток [36]. Было показано,\nчто белок N вируса SARS-CoV посредством специфического домена связывается с гетерогенным ядерным\nрибонуклеопротеином А1, который участвует в сплайсинге пре-мРНК в ядрах и в регуляции трансляции\nв цитоплазме [40]. Можно предположить, что в развитии противовирусного ответа на SARS-CoV-2 определенную роль могут играть индивидуальные особенности состава и распределения РЭ, а также состояние их\nактивности в геноме больных людей, так как RT и интеграза ретроэлементов могут участвовать во встраивании коронавирусов в геном человека. С этим можно\nсвязать тяжелое течение COVID-19 у пожилых пациентов [8], так как при старении наблюдается патологическая активация РЭ [41]. Кроме того, у больных SARS\nодним из целевых аутоантигенов оказалась эндонуклеаза (EN) ретроэлемента LINE-1, экспрессия которого\nбыла измененной в легочной ткани пораженных людей.\nАнтитела против EN были выявлены у 40,9 % пациентов с SARS [42]. Не исключено развитие подобных механизмов для COVID-19.\nВзаимодействие коронавирусов\nс иммунной системой человека\nSARS-CoV-2 заражает эпителиальные клетки альвеол\nлегких при помощи рецептор-опосредованного эндоцитоза через ACE2 [43]. Вирус проходит через слизистую оболочку носа и гортани, далее через дыхательные пути проникает в легкие, из которых проникает\nв периферическую кровь, вызывая виремию. В результате SARS-CoV-2 может поражать целевые органы, экспрессирующие ACE2, такие как сердце, почки, желудочно-кишечный тракт и вторично легкие [14]. Белок\nS стимулирует воспалительные реакции посредством\nактивации толл-подобных рецепторов 2 (TLR2). Белок\nЕ является виропорином и усиливает активность инфламмасомы NLRP3, приводя к гиперпродукции IL-1β\nи развитию иммунопатологии хозяина [12]. Тяжелое\nтечение болезни может быть обусловлено патологическим иммунным ответом, «цитокиновым штормом»,\nпри котором высвобождение медиаторов воспаления\nинициирует петлю положительной обратной связи,\nприводящей к ОРДС. У больных COVID-19, нуждающихся в интенсивной терапии, выявляются значительно более высокие уровни маркеров воспаления IL-2,\nIL-7, IL-10, GSCF, IP10, MCP1, MIP1, TNF-alpha. При тяжелом течении COVID-19 и в тканях легких умерших\nбольных определяется чрезмерно активированный\nиммунный ответ с патогенными Тh1 лимфоцитами\nи моноцитами [15]. При этом наблюдается аномальная\nвыработка интерферонов с высокими уровнями провоспалительных цитокинов, таких как IL-1, IL-6, IL-8\nи CXCL-10, в легких [12].\nПри проникновении в организм хозяина вирус вначале распознается врожденной иммунной системой\nчерез специфические рецепторы PRRs (pattern recognition receptors), в том числе лектиноподобные рецепторы\nС-типа, toll-подобный (TLR3, TLR4), RIG-I-подобный\n(индуцируемый ретиноевой кислотой), MDA-5 (ассоциированный с дифференцировкой меланом белок 5)\nи NOD-подобный рецепторы. Активация сенсоров\nприводит к стимуляции регуляторных факторов интерферонов IRF3 и IRF7, а также NF-κB. Они стимулируют\nэкспрессию и выработку интерферона I типа и провоспалительных цитокинов, которые активируют сигнальный каскад JAK-STAT, индуцирующий экспрессию множества антивирусных интерферон-стимулированных\nгенов [8, 12].\nИнфекционный процесс при коронавирусной инфекции имеет много неразрешенных моментов, так\nкак, несмотря на развитие гиперактивности иммунной системы с развитием «цитокинового шторма»,\nCoVs противодействуют защитным механизмам хозяев различными путями. Так, белок N вируса SARSCoV может использоваться вирусом для уклонения\nот иммунных реакций хозяина [8]. CoVs используют стратегии для противодействия PKR-опосредованной\nпередаче сигналов, чтобы предотвратить отключение\nтрансляции из-за фосфорилирования eIF2α (eukaryotic\nInitiation Factor 2α). Белки S вируса SARS-CoV физически взаимодействуют с eIF3F (eukaryotic translation\nInitiation factor 3 subunit F), модулируя трансляцию\nхозяина, в том числе экспрессию провоспалительных\nцитокинов IL-6 и IL-8, на поздней стадии инфекции.\nКроме того, nsp1 блокирует передачу сигналов интерферона путем снижения количества фосфорилированных\nSTAT1 (signal transducer and activator of transcription 1)\nв инфицированных клетках. Продукты ORF3b и ORF6\nвируса SARS-CoV блокируют экспрессию и передачу\nсигналов интерферона. Белки М связываются с TRAF3\n(TNF receptor-associated factor 3) и предотвращают его\nсвязывание с TBK1 (TANK-binding kinase 1). В результате блокируется IRF3-опосредованная передача сигналов [12]. Вспомогательный белок 6 вируса SARS-CoV характеризуется взаимодействием с внутриклеточными\nмембранными структурами клеток и за счет высокой\nполярности 20 остатков аминокислот на его С-конце\nпрепятствует транспорту сигнальных белков, необходимых для врожденных иммунных реакций. Это обеспечивается путем взаимодействия С-конца с кариоферинами KPNA2 и KPNB1 [44].\nПерспективы исследований COVID-19\nНесмотря на интенсивное изучение SARS-CoV-2,\nв настоящее время не разработана эффективная кандидатная вакцина и специфическая противовирусная\nтерапия COVID-19. В настоящее время проводится множество клинических исследований различных потенциальных противовирусных препаратов. Необходимо\nотметить, что экспериментальные препараты для лечения COVID-19 следует использовать только в утвержденных рандомизированных контролируемых исследованиях https://clinicaltrials.gov/ (apps.who.int). В\nданном отношении предполагается дальнейшее исследование возможности применения и исследования\nэффективности аналогов нуклеозидов (ремдисивир),\nпептида EK1, ингибиторов нейраминидазы и синтеза\nРНК (TDF, 3TC), а также противовоспалительных препаратов [45]. Предсказана также вероятность использования препаратов, подавляющих проникновение\nSARS-CoV-2 в клетки-мишени. К ним относится барицитиниб, который используется для лечения ревматоидного артрита и является ингибитором киназы AAK1.\nВозможный эффект связан с тем, что AAK1 ассоциирована с AP2 (Adaptor protein complex 2) и ее подавление\nпрепятствует рецептор-опосредованному эндоцитозу CoV через рецептор ACE2 [43]. Большое значение\nимеет разработка терапии с учетом патогенеза тяжелых форм, при которых развивается «цитокиновый\nшторм». В данном отношении возможно применение\nглюкокортикоидов для ОРДС при COVID-19, а также\nпроводятся многоцентровые клинические испытания\nблокатора рецептора IL-6 тоцилизумаба [15].\nВ связи с предполагаемой ролью встроек кДНК\nфрагментов генома вируса SARS-CoV-2 в патогенезе\nCOVID-19 (гиперактивный иммунный ответ у пожилых пациентов [15], вероятно, связанный с повышенной экспрессией РЭ в их геномах [41]) в качестве потенциальных препаратов для лечения COVID-19 могут\nбыть предложены ингибиторы RT, которые эффективно применяются в терапии злокачественных новообразований [46]. Перспективным в лечении COVID-19\nможет быть таргетная терапия с использованием\nмикро-РНК. В отношении SARS-CoV-2 miR-1307-3p\nи miR-3613-5p могут предотвращать репликацию вируса путем нацеливания на 3’-UTR его генома [47].\nВ Индии были определены 9 различных микро-РНК\nчеловека, нацеленных на гены SARS-CoV-2: hsa-let-7a,\nhsa-miR101, -125a-5p, -126, -222, -23b, -378, -380-5, -98.\nИз них для hsa-let-7a, hsa-miR126, hsa-miR378 и hsamiR98 мишенью оказался также ген IFNβ в организме\nчеловека [48].\nК наиболее успешным кандидатным вакцинам, перешедшим в клиническую разработку, относятся мРНК-\n1273 (LNP-инкапсулированная мРНК, кодирующая\nбелок S), Ad5-nCoV (аденовирусный вектор-5, экспрессирующий белок S), INO-4800 (ДНК-плазмида, кодирующая белок S), LV-SMENP-DC (дендритные клетки,\nмодифицированные лентивирусным вектором, экспрессирующим миниген на основе доменов вирусных\nбелков), патоген-специфичная aAPC (искусственная\nантигенпрезентирующая клетка, модифицированная\nлентивирусным вектором, экспрессирующим синтетический миниген на основе доменов вирусных белков)\n[49]. Приведенные в статье данные о способности NRRV\nк интеграциям в геномы хозяев позволяют предположить, что при использовании вакцины от COVID-19\nнеобходимо учитывать возможность встроек кДНК\nфрагментов вируса в геном человека [23, 25, 26].\nЗаключение\nАнализ литературных данных о роли интеграции вирусных фрагментов в инфекционных процессах NRRV\nпозволил предположить, что в развитии COVID-19\nопределенную роль могут играть индивидуальные\nособенности активности РЭ в геномах больных. Это\nсвязано с возможным взаимодействием продуктов их\nэкспрессии с SARS-CoV-2. В качестве подтверждения\nприведены данные об утяжелении клиники у пожилых\nпациентов (вероятно, обусловленной патологической\nактивацией РЭ при старении), наличии бессимптомного носительства и сохранении экспрессии вирусных\nпоследовательностей даже через 14 дней после выздоровления от COVID-19. Кроме того, у больных SARS\nвыявлено изменение активности LINE-1 и выработка антител против их эндонуклеазы. Взаимодействие\nSARS-CoV-2 с продуктами экспрессии РЭ могло стать\nпричиной возникновения нового коронавируса в связи с возможной рекомбинацией вирусных и клеточных РНК. Перспективным направлением в исследовании COVID-19 может стать определение наличия\nи особенностей встроек кДНК фрагментов последовательностей SARS-CoV-2 в геномы вирусоносителей,\nчто может стать основой для разработки эффективной вакцинопрофилактики болезни. Отражением особенностей функционирования РЭ являются малые некодирующие РНК, поэтому в разработке подходов\nпротивовирусной терапии важную роль могут играть\nрезультаты анализа экспрессии микро-РНК при различных клинических вариантах COVID-19 с учетом\nвозможных особенностей встроек кДНК фрагментов\nвируса SARS-CoV-2 в геномы пациентов с тяжелым\nтечением. В связи с этим предполагается проведение\nПЦР-диагностики для обнаружения не только РНК,\nно и инсертированной ДНК SARS-CoV-2, а также определение противовирусных антител у пациентов в различные периоды после перенесенной инфекции.\nОдни продукты экспрессии (белки S и Е) вирусов активируют воспалительные реакции, в то время как другие (белки N, M, nsp1, nsp6, ORF3b, ORF6) препятствуют развитию иммунных реакций организма. В связи\nс этим влияние определенных клеточных факторов\nна преобладание экспрессии специфических генов вируса может определять течение инфекции от стертых\nформ до тяжелых с развитием «цитокинового шторма». Наиболее интересными клеточными факторами\nв плане разработки методов лечения COVID-19 являются микро-РНК, изменения экспрессии которых\nпри болезни доказаны. Кроме того, в настоящее время\nпоявляются данные о наиболее эффективных терапевтических агентах для лечения COVID-19, к которым\nотносится барицитиниб. Для подавления «цитокинового шторма» применяют нестероидные противовоспалительные препараты и глюкокортикоиды, планируется использование блокатора интерлейкинового\nрецептора тоцилизумаба."],"dc.fullRISC.ru":["Введение\nИстория коронавируса человека началась в 1966 году,\nкогда Tyrrell и Bynoe описали перевиваемый вирус, названный ими В814. Он был получен из респираторного\nтракта взрослых людей, больных простудой, при выращивании вируса в клеточных культурах эмбриональной\nтрахеи [1]. В дальнейшем под руководством Tyrrell была\nизучена группа вирусов человека и животных, которые\nвызывали разнообразные заболевания. Эти вирусы\nбыли объединены в одну группу в связи с характерным\nвнешним видом при электронной микроскопии (выступы на поверхности, напоминающие корону) и наличием\nРНК [2]. Сероэпидемиологические исследования, проведенные в 1962–1964 и в 1965–1966 годах, показали,\nчто коронавирусы (CoVs) могут вызывать до 30 % всех\nострых респираторных вирусных инфекций [3]. В 2002–\n2003 годах CoVs стали причиной развития тяжелого\nострого респираторного синдрома SARS (Severe acute\nrespiratory syndrome coronavirus), вызванного SARS-CoV.\nВ ходе эпидемии SARS было выявлено около 8000 больных людей, из которых 774 умерло (9,6 %) [4]. В сентябре\n2012 года ВОЗ впервые доложила о новой коронавирусной зооантропонозной инфекции MERS (Middle East respiratory syndrome), вызванной MERS-CoV, на Ближнем\nВостоке (около 80 % случаев — в Саудовской Аравии).\nMERS была зарегистрирована в 27 странах. По состоянию на 31 июля 2019 года ВОЗ зарегистрировала 2458 лабораторно подтвержденных случаев MERS, летальность\nот которых составила 34 % [5].\nВ декабре 2019 года в городе Ухань провинции Хубэй\nв Китае произошла вспышка пневмонии, эпидемиологически связанная с оптовым рынком морепродуктов Хуанань, где продавались живые животные (закрыт 1 января 2020 года). Были исключены\nтакие инфекции, как грипп, птичий грипп, MERS,\nSARS и другие. Исследователи из Китая 7 января 2020\nгода выявили и секвенировали геном нового вируса,\nполученного от инфицированного человека. 12 января 2020 года в международной базе данных Genbank\nдля всего мира стала доступной нуклеотидная последовательность (НП) нового вируса [6], который, согласно\nМеждународному комитету по таксономии вирусов\n(ICTV) был назван SARS-CoV-2 (www.ictvonline.org).\nПриродным резервуаром SARS-CoV-2 могут служить\nлетучие мыши, такие как Rhinolophus affinis [7]. Эти\nданные был получены на основании сравнительного\nфилогенетического анализа вируса с другими CoVs, показавшего, что новый вирус на 96 % идентичен SARSподобным CoVs летучих мышей (bat-SL-CoVZX45\nи bat-SL-CoVZX21). Однако пока точно не установлено — благодаря какому промежуточному хозяину вирус смог преодолеть межвидовой барьер для заражения\nлюдей [8]. Вирус SARS-CoV-2 является причиной развития новой болезни, названной COVID-19, которая\nбыстро распространилась по всему миру [7], в связи\nс чем 19 марта 2020 года ВОЗ объявила о глобальной\nпандемии COVID-19 (who.int/ru).\nСогласно Международному комитету по таксономии вирусов, CoVs являются членами семейства Coronaviridae\nотряда Nidovirales. Они относятся к крупнейшим\nиз известных вирусов с одноцепочечной «плюс-нитевой»\nРНК. Диаметр их сферических частиц составляет от 100\nдо 160 нм, а размер генома — от 27 до 32 т.п.н. В соответствии с геномной организацией и филогенетическими связями подсемейство Orthocoronavirinae подразделено на 4 рода: Alphacoronavirus (α-CoV), Betacoronavirus\n(β-CoV), Gammacoronavirus (γCoV) и Deltacoronavirus\n(δ-CoV). Из них к α-CoV относятся Alphacoronavirus 1,\nHuman coronavirus 229E, Human coronavirus NL63,\nMiniopterus bat coronavirus 1, Miniopterus bat coronavirus\nHKU8, Porcine epidemic diarrhea virus, Rhinolophus bat\ncoronavirus HKU2, Scotophilus bat coronavirus 512. Они вызывают желудочно-кишечные расстройства у человека,\nсобак, кошек и свиней. Представителями β-CoV являются Betacoronavirus 1, Human coronavirus HKU1, Murine\ncoronavirus, Pipistrellus bat coronavirus HKU5, Rousettus bat\ncoronavirus HKU9, SARS-CoV, MERS-CoV и SARS-CoV-2.\nОни инфицируют только млекопитающих. Вирусы рода\nγCoV и δ-CoV вызывают болезни у птиц, к δ-CoV относятся Andecovirus, Buldecovirus, Herdecovirus; γCoV\nвключают виды Brangacovirus, Cegacovirus, Igacovirus.\nОсновным природным резервуаром α-CoV и β-CoV являются летучие мыши [9, 10].\nБыло подтверждено высокое сходство (более 99 %)\nвсех известных секвенированных геномов SARS-CoV-2\n[10], которые более чем на 70 % сходны с SARS-CoV [6]\nи в меньшей степени — с MERS-CoV. У человека рецептором для SARS-CoV-2 и SARS-CoV является ангиотензин-превращающий фермент 2-го типа (ACE2). Однако\nSARS-CoV-2 связывается с ним слабее, чем SARS-CoV,\nчто соответствует менее тяжелой инфекции. Кроме\nтого, SARS-CoV содержит белок, кодируемый ORF3B, который ингибирует экспрессию IFNβ [8]. Размер генома SARS-CoV-2 29,8 — 29,9 т.п.н., а его структура соответствует специфическим характеристикам известных\nCoV (рис. 1).\nБолее чем 2/3 генома SARS-CoV-2 на 5’-конце представлено ORF1AB (кодирует orf1-ab-полипротеины).\nОставшаяся 1/3 генома вируса на 3’-конце состоит\nиз генов, кодирующих структурные белки: нуклеокапсидные (N), мембранные (М), оболочечные (Е)\nи поверхностные (S). Кроме того, SARS-CoV-2 кодирует 6 дополнительных белков при помощи генов ORF3a,\nORF6, ORF7a, ORF7b и ORF8 [11]. Продукт трансляции\norf1ab (pp1ab) расщепляется на 16 неструктурных белков, которые участвуют в транскрипции и репликации\nвируса. По составу кодирующих специфические белки\nгенов α-CoV, β-CoV, γCoV и δ-CoV несколько отличаются (рис. 2). Наиболее вариабельными генами SARSCoV являются гены S и orf8 [9].\nГликопротеин шипа (белок S) выполняет функцию связывания с клеточным рецептором ACE2, посредством\nчего притягивает вирус к клетке, чем способствует проникновению вируса в клетку [7]. Оба конца геномов\nCoVs складываются в структуры РНК высокого порядка, которые участвуют во взаимодействиях с вирусными и клеточными белками для управления трансляцией, репликацией и синтезом субгеномной РНК [12].\nНапример, с 5’-UTR генома вируса SARS-CoV связываются структурные домены клеточных белков, такие\nкак цинковый палец ССНС-типа и РНК-связывающий\nмотив 1 (MADP1). Важная роль MADP1 белка в синтезе коронавирусной РНК была выявлена при помощи\nsiРНК, интерферирующих с MADP1 [13].\nПо физико-химическим свойствам SARS-CoV-2 чувствительны к ультрафиолетовым лучам и нагреванию\nпри 56 оС в течение 30 минут, эфиру, 75 % этанолу,\nхлорсодержащим дезинфицирующим средствам, перуксусной кислоте, хлороформу и другим жирорастворимым соединениям [8]. Отличительными симптомами\nCOVID-19 являются сухой кашель, высокая температура и утомляемость. Инкубационный период болезни\nсоставляет в среднем от 5 до 6 дней, но может варьировать, в зависимости от дозы заражения, от 1 до 14 дней\n[14]. Поражение желудочно-кишечного тракта может\nнаблюдаться у половины больных и ассоциировано\nс худшим исходом. Сухой кашель наблюдается у 68 %\nпациентов, лихорадка — у 44 %, одышка — у 19 %,\nболь в горле — у 15 %, диарея — 3–3,8 %. Тяжелое течение наблюдается главным образом у пожилых людей\nи страдающих сопутствующими гипертонией, диабетом, ожирением, бронхиальной астмой и хронической\nобструктивной болезнью легких [15].\nПомимо тяжелых форм, приводящих к острому респираторному дистресс-синдрому (ОРДС), характерно\nбессимптомное течение у вирусоносителей COVID-19\n[16]. Кроме того, у больных после выздоровления обнаруживаются положительные результаты на SARS-CoV-2\nчерез 7 [17] и даже 14 дней не только в образцах из дыхательной системы, но и в фекалиях [18]. Данное явление можно объяснить вероятными встройками кДНК\nфрагментов генома вируса SARS-CoV-2 в геном человека. Это предположение основано на том, что обнаружение последовательностей неретровирусных РНКвирусов (NRRV) у организмов, перенесших вирусную\nинфекцию, связано с интеграцией фрагментов патогенов в геном хозяина [19–21].\nО существовании независимого от репликации механизма рекомбинации РНК было сделано предположение еще в 2004 году Gallei et al. в эксперименте in vivo\nна клеточной культуре бычьей почки с субгеномными\nтранскриптами плюс-нитевого вируса диареи крупного рогатого скота (BVDV) семейства Flaviviridae рода\nPestivirus. Гомологичная и негомологичная рекомбинация происходила между двумя перекрывающимися\nтранскриптами, в каждом из которых отсутствовали\nгены РНК-зависимой РНК-полимеразы (RdRp) [22].\nДальнейшие эксперименты in vivo с использованием\nBVDV показали, что большинство сайтов рекомбинации расположены в одноцепочечных областях молекул\nРНК. Вероятно, для высоковариабельных РНК-вирусов\nрекомбинация вносит значительный вклад в их генетические вариации, которые могут привести к изменениям вирулентности, адаптации к новым хозяевам,\nспособности избежать иммунного ответа хозяина и появлению новых инфекционных агентов [23]. Можно\nпредположить, что подобные механизмы могли стать\nпричиной возникновения нового вируса SARS-CoV-2\nиз других коронавирусов.\nВстройки фрагментов неретровирусных\nРНК-вирусов в геномы хозяев\nЕще в 1975 году отечественный вирусолог В.М. Жданов\nобнаружил, что ДНК-транскрипты инфекционных РНК-вирусов встраиваются в геномы клеток хронически инфицированных тканевых культур. Кроме\nтого, в тканях людей, пораженных системной красной волчанкой, были выявлены последовательности\nДНК, гомологичные РНК вируса кори [24]. В 1997 году\nKlenerman et al. при изучении инфекции, вызванной РНК-вирусом лимфоцитарного хориоменингита\n(LCMV), показал, что вирусные антигены могут персистировать в лимфоидной ткани в течение фазы иммунологической памяти. Но при этом РНК генома вируса\nне обнаруживается. Однако при помощи ПЦР были выявлены специфические для LCMV последовательности\nДНК в клетках селезенки мышей через 200 дней после\nзаражения. Было доказано, что обратная транскрипция\nвирусной РНК в комплементарную ДНК (кДНК) происходит после острой инфекции клеток ее естественных хозяев за счет эндогенной активности обратной\nтранскриптазы (RT) хозяев [25]. В 2009 году Geuking\net al. в экспериментах на мышах описали незаконную\nрекомбинацию между РНК вируса LCMV и эндогенной\nчастицей ретроэлемента (РЭ) IAP (Intracisternal A-type\nParticle) с обратной транскрипцией экзогенной вирусной РНК. В результате кДНК интегрировала в геном\nхозяина при помощи IAP элемента [26]. В разное время\nпосле инфекции в клетках человека (293T) были выявлены кДНК вируса везикулярного стоматита (NRRV\nсемейства Rhabdoviridae), образованные при помощи\nбелков LINE-1 элемента клеток [27].\nФрагменты ДНК последовательностей NRRV арбовирусов были обнаружены в клетках комаров на ранней стадии инфекции в виде эписомных форм ДНК.\nПо данным секвенирования нового поколения и биоинформационного анализа было доказано, что эти НП\nинтегрированы в геном хозяев. Данное явление,\nкак предполагается, связано с вирусной персистенцией и иммунным ответом хозяина [20]. Встройка фрагментов вирусных НП может привести к хронической\nинфекции. Однако клетки животных могут извлекать\nвыгоду от инсертированных в их геномы НП вирусов,\nнапример для управления развитием клеток хозяев\nили для сайленсинга чужеродных инвазий и поддержания иммунной памяти. Клетки хозяев могут экспрессировать вирусные пептиды из открытых рамок\nсчитывания интегрированных вирусных НП для усиления адаптивных В- и Т-клеточных ответов в течение\nдлительного времени после освобождения организма\nот реплицирующихся вирусов. Подтверждением этого\nявляется то, что для вирусов, которые заражают остро\n(ортомиксовирусы и вирус коровьей оспы), характерна\nпоследующая необъяснимо длительная персистенция\nвирусных НП и пептидов с наличием вирус-специфического адаптивного иммунитета [19]. Было доказано,\nчто образованные в результате встроек кДНК фрагментов генома вируса эндогенные вирусные элементы\n(EVE) могут функционировать в качестве шаблонов\nдля биогенеза PIWI-взаимодействующих РНК (piРНК)\nу комаров и 48 видов членистоногих, что говорит о роли\nEVE в формировании иммунологической памяти. Эти\nEVE соответствуют в основном одноцепочечным NRRV\nсемейств Rhabdoviridae и Parvoviridae [21].\nДоказательствами интегративной способности фрагментов NRRV являются также данные филогенетических исследований. В 2004 году Crochu et al.\nвыявили мультигенную последовательность флавивируса в геноме комаров Aedes albopictus и Aedes aegypti [28]. В 2010 году Katzourakis и Gifford провели\nскрининг геномов животных in silico для идентификации EVE, происходящих от NRRV. Было выявлено\nмножество EVE, происходящих от представителей семейства Bornaviridae и Filoviridae у млекопитающих,\nRhabdoviridae, Orthomyxoviridae, Reoviridae, Flaviviridae\nу насекомых. Из них Filoviridae, Rhabdoviridae, Reoviridae\nи Flaviviridae, подобно коронавирусам, реплицируются\nв цитоплазме [29]. В геномах человека и других приматов, а также у грызунов и слонов были выявлены элементы, гомологичные нуклеопротеину (N) вирусов семейства Bornaviridae. Эти EVE, обозначенные как EBLN\n(endogenous Borna-like N elements), могут содержать\nинтактную ORF и экспрессируются в виде мРНК хозяев. Филогенетический анализ показал, что EBLN были\nобразованы различными инсерционными событиями\nдля каждого семейства животных на разных этапах\nэволюции [30]. В 2010 году Teylor et al. представили\nпрямые доказательства наличия EVE, происходящих\nот реплицирующихся вне ядра представителей семейства Filoviridae, в геномах летучих мышей, грызунов,\nтенреков, землеройковых и сумчатых [31]. В том же\nгоду Belyi et al. провели сравнительный анализ 5666 генов всех известных семейств одноцепочечных NRRV\nс геномами 48 видов позвоночных. Было доказано\nпроисхождение 80 EVE (возникших около 40 миллионов лет назад) от фрагментов геномов древних членов\n4 циркулирующих в настоящее время семейств вирусов\nу 19 изученных видов позвоночных. Интеграция была\nпоказана в том числе для «плюс-нитевых» одноцепочечных РНК-вирусов семейства Flaviviridae, реплицирующихся в цитоплазме [32], подобно коронавирусам.\nВероятность встройки кДНК фрагментов\nвируса SARS-CoV-2\nВышеперечисленные данные о встройках кДНК фрагментов NRRV в геномы хозяев и даже их сохранении\nв эволюции позволяют сделать предположение о наличии сходных свойств у SARS-CoV-2. Косвенными подтверждениями данного предположения могут служить\nспецифические особенности CoVs и вызванных ими заболеваний. Так, при исследовании коронавирусной инфекции ЦНС у мышей Bergmann et al. еще в 2006 году\nпоказали персистенцию CoV, несмотря на наличие врожденного иммунного ответа и специфических эффекторных механизмов хозяина, контролирующих репликацию\nвируса в различных типах клеток головного мозга [33].\nТак как в персистенции NRRV может играть роль интеграция вируса в геном хозяев [20], можно предположить,\nчто хроническая инфекция CoV у мышей обусловлена\nвстройкой кДНК фрагментов генома вируса. В пользу\nэтого говорят также факты интеграции фрагментов геномов плюс-нитевых РНК-вирусов, реплицирующихся,\nподобно CoVs, в цитоплазме [29, 32].\nБыло проведено подробное изучение последовательностей SARS-CoV-2, других коронавирусов и HIV-1,\nс использованием базы данных GenBank. В результате\nвыявлены специфические встройки кДНК фрагментов\nгенома вируса, идентичные или высокогомологичные\nгенам хозяев (млекопитающих и насекомых) [34]. Эти\nНП могли быть получены путем встраивания фрагментов последовательностей CoV в геномы хозяев с использованием белков РЭ хозяев и сохранением их в ходе\nэволюции, подобно другим NRRV [27–31]. Образуемые\nвставки способны генерировать вирусные РНК с измененными последовательностями, которые способны\nиспользоваться для рекомбинации при коронавирусной инфекции, что может объяснить возникновение\nновых разновидностей вируса, в том числе SARS-CoV-2.\nОдним из фактов, позволяющих сделать это предположение, является обнаружение частиц CoVs в ядрах пораженных клеток [35–38].\nЕще в 2004 году Qinfen et al. при изучении жизненного\nцикла SARS-CoV в клетках почек африканских зеленых\nмартышек выявили специфический феномен образования вирусоподобных частиц в ядрах инфицированных\nклеток [35]. В последующих исследованиях была доказана локализация различных компонентов CoVs в ядрах\nпораженных клеток. Так, белок 3b SARS-CoV располагается преимущественно в ядре совместно с важными\nбелками ядрышка (C23) [37]. В исследовании Matthews\net al. в 2014 году при определении субклеточной локализации белковых продуктов ORF4b (p4b) вирусов\nMERS-CoV, BtCoV-HKU4 и BtCoV-HKU5 было показано\nих расположение в ядрах клеток. Вспомогательный белок p4b участвует в защите от врожденного иммунитета путем ингибирования путей передачи сигналов интерферона-1 и NF-κB [38]. Белок 9b вируса SARS-CoV,\nспособный проникать в ядро посредством пассивного\nтранспорта независимо от клеточного цикла, взаимодействует с клеточным белком Crm1 и выходит из ядра\nпри помощи активных сигналов ядерного экспорта,\nпри дефиците которых белок 9b индуцирует апоптоз\nклеток [39].\nБелок N различных коронавирусов, в том числе SARSCoV, также локализуется не только в цитоплазме,\nно и в ядах пораженных клеток [36]. Было показано,\nчто белок N вируса SARS-CoV посредством специфического домена связывается с гетерогенным ядерным\nрибонуклеопротеином А1, который участвует в сплайсинге пре-мРНК в ядрах и в регуляции трансляции\nв цитоплазме [40]. Можно предположить, что в развитии противовирусного ответа на SARS-CoV-2 определенную роль могут играть индивидуальные особенности состава и распределения РЭ, а также состояние их\nактивности в геноме больных людей, так как RT и интеграза ретроэлементов могут участвовать во встраивании коронавирусов в геном человека. С этим можно\nсвязать тяжелое течение COVID-19 у пожилых пациентов [8], так как при старении наблюдается патологическая активация РЭ [41]. Кроме того, у больных SARS\nодним из целевых аутоантигенов оказалась эндонуклеаза (EN) ретроэлемента LINE-1, экспрессия которого\nбыла измененной в легочной ткани пораженных людей.\nАнтитела против EN были выявлены у 40,9 % пациентов с SARS [42]. Не исключено развитие подобных механизмов для COVID-19.\nВзаимодействие коронавирусов\nс иммунной системой человека\nSARS-CoV-2 заражает эпителиальные клетки альвеол\nлегких при помощи рецептор-опосредованного эндоцитоза через ACE2 [43]. Вирус проходит через слизистую оболочку носа и гортани, далее через дыхательные пути проникает в легкие, из которых проникает\nв периферическую кровь, вызывая виремию. В результате SARS-CoV-2 может поражать целевые органы, экспрессирующие ACE2, такие как сердце, почки, желудочно-кишечный тракт и вторично легкие [14]. Белок\nS стимулирует воспалительные реакции посредством\nактивации толл-подобных рецепторов 2 (TLR2). Белок\nЕ является виропорином и усиливает активность инфламмасомы NLRP3, приводя к гиперпродукции IL-1β\nи развитию иммунопатологии хозяина [12]. Тяжелое\nтечение болезни может быть обусловлено патологическим иммунным ответом, «цитокиновым штормом»,\nпри котором высвобождение медиаторов воспаления\nинициирует петлю положительной обратной связи,\nприводящей к ОРДС. У больных COVID-19, нуждающихся в интенсивной терапии, выявляются значительно более высокие уровни маркеров воспаления IL-2,\nIL-7, IL-10, GSCF, IP10, MCP1, MIP1, TNF-alpha. При тяжелом течении COVID-19 и в тканях легких умерших\nбольных определяется чрезмерно активированный\nиммунный ответ с патогенными Тh1 лимфоцитами\nи моноцитами [15]. При этом наблюдается аномальная\nвыработка интерферонов с высокими уровнями провоспалительных цитокинов, таких как IL-1, IL-6, IL-8\nи CXCL-10, в легких [12].\nПри проникновении в организм хозяина вирус вначале распознается врожденной иммунной системой\nчерез специфические рецепторы PRRs (pattern recognition receptors), в том числе лектиноподобные рецепторы\nС-типа, toll-подобный (TLR3, TLR4), RIG-I-подобный\n(индуцируемый ретиноевой кислотой), MDA-5 (ассоциированный с дифференцировкой меланом белок 5)\nи NOD-подобный рецепторы. Активация сенсоров\nприводит к стимуляции регуляторных факторов интерферонов IRF3 и IRF7, а также NF-κB. Они стимулируют\nэкспрессию и выработку интерферона I типа и провоспалительных цитокинов, которые активируют сигнальный каскад JAK-STAT, индуцирующий экспрессию множества антивирусных интерферон-стимулированных\nгенов [8, 12].\nИнфекционный процесс при коронавирусной инфекции имеет много неразрешенных моментов, так\nкак, несмотря на развитие гиперактивности иммунной системы с развитием «цитокинового шторма»,\nCoVs противодействуют защитным механизмам хозяев различными путями. Так, белок N вируса SARSCoV может использоваться вирусом для уклонения\nот иммунных реакций хозяина [8]. CoVs используют стратегии для противодействия PKR-опосредованной\nпередаче сигналов, чтобы предотвратить отключение\nтрансляции из-за фосфорилирования eIF2α (eukaryotic\nInitiation Factor 2α). Белки S вируса SARS-CoV физически взаимодействуют с eIF3F (eukaryotic translation\nInitiation factor 3 subunit F), модулируя трансляцию\nхозяина, в том числе экспрессию провоспалительных\nцитокинов IL-6 и IL-8, на поздней стадии инфекции.\nКроме того, nsp1 блокирует передачу сигналов интерферона путем снижения количества фосфорилированных\nSTAT1 (signal transducer and activator of transcription 1)\nв инфицированных клетках. Продукты ORF3b и ORF6\nвируса SARS-CoV блокируют экспрессию и передачу\nсигналов интерферона. Белки М связываются с TRAF3\n(TNF receptor-associated factor 3) и предотвращают его\nсвязывание с TBK1 (TANK-binding kinase 1). В результате блокируется IRF3-опосредованная передача сигналов [12]. Вспомогательный белок 6 вируса SARS-CoV характеризуется взаимодействием с внутриклеточными\nмембранными структурами клеток и за счет высокой\nполярности 20 остатков аминокислот на его С-конце\nпрепятствует транспорту сигнальных белков, необходимых для врожденных иммунных реакций. Это обеспечивается путем взаимодействия С-конца с кариоферинами KPNA2 и KPNB1 [44].\nПерспективы исследований COVID-19\nНесмотря на интенсивное изучение SARS-CoV-2,\nв настоящее время не разработана эффективная кандидатная вакцина и специфическая противовирусная\nтерапия COVID-19. В настоящее время проводится множество клинических исследований различных потенциальных противовирусных препаратов. Необходимо\nотметить, что экспериментальные препараты для лечения COVID-19 следует использовать только в утвержденных рандомизированных контролируемых исследованиях https://clinicaltrials.gov/ (apps.who.int). В\nданном отношении предполагается дальнейшее исследование возможности применения и исследования\nэффективности аналогов нуклеозидов (ремдисивир),\nпептида EK1, ингибиторов нейраминидазы и синтеза\nРНК (TDF, 3TC), а также противовоспалительных препаратов [45]. Предсказана также вероятность использования препаратов, подавляющих проникновение\nSARS-CoV-2 в клетки-мишени. К ним относится барицитиниб, который используется для лечения ревматоидного артрита и является ингибитором киназы AAK1.\nВозможный эффект связан с тем, что AAK1 ассоциирована с AP2 (Adaptor protein complex 2) и ее подавление\nпрепятствует рецептор-опосредованному эндоцитозу CoV через рецептор ACE2 [43]. Большое значение\nимеет разработка терапии с учетом патогенеза тяжелых форм, при которых развивается «цитокиновый\nшторм». В данном отношении возможно применение\nглюкокортикоидов для ОРДС при COVID-19, а также\nпроводятся многоцентровые клинические испытания\nблокатора рецептора IL-6 тоцилизумаба [15].\nВ связи с предполагаемой ролью встроек кДНК\nфрагментов генома вируса SARS-CoV-2 в патогенезе\nCOVID-19 (гиперактивный иммунный ответ у пожилых пациентов [15], вероятно, связанный с повышенной экспрессией РЭ в их геномах [41]) в качестве потенциальных препаратов для лечения COVID-19 могут\nбыть предложены ингибиторы RT, которые эффективно применяются в терапии злокачественных новообразований [46]. Перспективным в лечении COVID-19\nможет быть таргетная терапия с использованием\nмикро-РНК. В отношении SARS-CoV-2 miR-1307-3p\nи miR-3613-5p могут предотвращать репликацию вируса путем нацеливания на 3’-UTR его генома [47].\nВ Индии были определены 9 различных микро-РНК\nчеловека, нацеленных на гены SARS-CoV-2: hsa-let-7a,\nhsa-miR101, -125a-5p, -126, -222, -23b, -378, -380-5, -98.\nИз них для hsa-let-7a, hsa-miR126, hsa-miR378 и hsamiR98 мишенью оказался также ген IFNβ в организме\nчеловека [48].\nК наиболее успешным кандидатным вакцинам, перешедшим в клиническую разработку, относятся мРНК-\n1273 (LNP-инкапсулированная мРНК, кодирующая\nбелок S), Ad5-nCoV (аденовирусный вектор-5, экспрессирующий белок S), INO-4800 (ДНК-плазмида, кодирующая белок S), LV-SMENP-DC (дендритные клетки,\nмодифицированные лентивирусным вектором, экспрессирующим миниген на основе доменов вирусных\nбелков), патоген-специфичная aAPC (искусственная\nантигенпрезентирующая клетка, модифицированная\nлентивирусным вектором, экспрессирующим синтетический миниген на основе доменов вирусных белков)\n[49]. Приведенные в статье данные о способности NRRV\nк интеграциям в геномы хозяев позволяют предположить, что при использовании вакцины от COVID-19\nнеобходимо учитывать возможность встроек кДНК\nфрагментов вируса в геном человека [23, 25, 26].\nЗаключение\nАнализ литературных данных о роли интеграции вирусных фрагментов в инфекционных процессах NRRV\nпозволил предположить, что в развитии COVID-19\nопределенную роль могут играть индивидуальные\nособенности активности РЭ в геномах больных. Это\nсвязано с возможным взаимодействием продуктов их\nэкспрессии с SARS-CoV-2. В качестве подтверждения\nприведены данные об утяжелении клиники у пожилых\nпациентов (вероятно, обусловленной патологической\nактивацией РЭ при старении), наличии бессимптомного носительства и сохранении экспрессии вирусных\nпоследовательностей даже через 14 дней после выздоровления от COVID-19. Кроме того, у больных SARS\nвыявлено изменение активности LINE-1 и выработка антител против их эндонуклеазы. Взаимодействие\nSARS-CoV-2 с продуктами экспрессии РЭ могло стать\nпричиной возникновения нового коронавируса в связи с возможной рекомбинацией вирусных и клеточных РНК. Перспективным направлением в исследовании COVID-19 может стать определение наличия\nи особенностей встроек кДНК фрагментов последовательностей SARS-CoV-2 в геномы вирусоносителей,\nчто может стать основой для разработки эффективной вакцинопрофилактики болезни. Отражением особенностей функционирования РЭ являются малые некодирующие РНК, поэтому в разработке подходов\nпротивовирусной терапии важную роль могут играть\nрезультаты анализа экспрессии микро-РНК при различных клинических вариантах COVID-19 с учетом\nвозможных особенностей встроек кДНК фрагментов\nвируса SARS-CoV-2 в геномы пациентов с тяжелым\nтечением. В связи с этим предполагается проведение\nПЦР-диагностики для обнаружения не только РНК,\nно и инсертированной ДНК SARS-CoV-2, а также определение противовирусных антител у пациентов в различные периоды после перенесенной инфекции.\nОдни продукты экспрессии (белки S и Е) вирусов активируют воспалительные реакции, в то время как другие (белки N, M, nsp1, nsp6, ORF3b, ORF6) препятствуют развитию иммунных реакций организма. В связи\nс этим влияние определенных клеточных факторов\nна преобладание экспрессии специфических генов вируса может определять течение инфекции от стертых\nформ до тяжелых с развитием «цитокинового шторма». Наиболее интересными клеточными факторами\nв плане разработки методов лечения COVID-19 являются микро-РНК, изменения экспрессии которых\nпри болезни доказаны. Кроме того, в настоящее время\nпоявляются данные о наиболее эффективных терапевтических агентах для лечения COVID-19, к которым\nотносится барицитиниб. Для подавления «цитокинового шторма» применяют нестероидные противовоспалительные препараты и глюкокортикоиды, планируется использование блокатора интерлейкинового\nрецептора тоцилизумаба."],"dc.fullHTML":["
Введение
История коронавируса человека началась в 1966 году, когда Tyrrell и Bynoe описали перевиваемый вирус, названный ими В814. Он был получен из респираторного тракта взрослых людей, больных простудой, при выращивании вируса в клеточных культурах эмбриональной трахеи [1]. В дальнейшем под руководством Tyrrell была изучена группа вирусов человека и животных, которые вызывали разнообразные заболевания. Эти вирусы были объединены в одну группу в связи с характерным внешним видом при электронной микроскопии (выступы на поверхности, напоминающие корону) и наличием РНК [2]. Сероэпидемиологические исследования, проведенные в 1962–1964 и в 1965–1966 годах, показали, что коронавирусы (CoVs) могут вызывать до 30 % всех острых респираторных вирусных инфекций [3]. В 2002– 2003 годах CoVs стали причиной развития тяжелого острого респираторного синдрома SARS (Severe acute respiratory syndrome coronavirus), вызванного SARS-CoV. В ходе эпидемии SARS было выявлено около 8000 больных людей, из которых 774 умерло (9,6 %) [4]. В сентябре 2012 года ВОЗ впервые доложила о новой коронавирусной зооантропонозной инфекции MERS (Middle East respiratory syndrome), вызванной MERS-CoV, на Ближнем Востоке (около 80 % случаев — в Саудовской Аравии). MERS была зарегистрирована в 27 странах. По состоянию на 31 июля 2019 года ВОЗ зарегистрировала 2458 лабораторно подтвержденных случаев MERS, летальность от которых составила 34 % [5].
В декабре 2019 года в городе Ухань провинции Хубэй в Китае произошла вспышка пневмонии, эпидемиологически связанная с оптовым рынком морепродуктов Хуанань, где продавались живые животные (закрыт 1 января 2020 года). Были исключены такие инфекции, как грипп, птичий грипп, MERS, SARS и другие. Исследователи из Китая 7 января 2020 года выявили и секвенировали геном нового вируса, полученного от инфицированного человека. 12 января 2020 года в международной базе данных Genbank для всего мира стала доступной нуклеотидная последовательность (НП) нового вируса [6], который, согласно Международному комитету по таксономии вирусов (ICTV) был назван SARS-CoV-2 (www.ictvonline.org). Природным резервуаром SARS-CoV-2 могут служить летучие мыши, такие как Rhinolophus affinis [7]. Эти данные был получены на основании сравнительного филогенетического анализа вируса с другими CoVs, показавшего, что новый вирус на 96 % идентичен SARSподобным CoVs летучих мышей (bat-SL-CoVZX45 и bat-SL-CoVZX21). Однако пока точно не установлено — благодаря какому промежуточному хозяину вирус смог преодолеть межвидовой барьер для заражения людей [8]. Вирус SARS-CoV-2 является причиной развития новой болезни, названной COVID-19, которая быстро распространилась по всему миру [7], в связи с чем 19 марта 2020 года ВОЗ объявила о глобальной пандемии COVID-19 (who.int/ru).
Согласно Международному комитету по таксономии вирусов, CoVs являются членами семейства Coronaviridae отряда Nidovirales. Они относятся к крупнейшим из известных вирусов с одноцепочечной «плюс-нитевой» РНК. Диаметр их сферических частиц составляет от 100 до 160 нм, а размер генома — от 27 до 32 т.п.н. В соответствии с геномной организацией и филогенетическими связями подсемейство Orthocoronavirinae подразделено на 4 рода: Alphacoronavirus (α-CoV), Betacoronavirus (β-CoV), Gammacoronavirus (γCoV) и Deltacoronavirus (δ-CoV). Из них к α-CoV относятся Alphacoronavirus 1, Human coronavirus 229E, Human coronavirus NL63, Miniopterus bat coronavirus 1, Miniopterus bat coronavirus HKU8, Porcine epidemic diarrhea virus, Rhinolophus bat coronavirus HKU2, Scotophilus bat coronavirus 512. Они вызывают желудочно-кишечные расстройства у человека, собак, кошек и свиней. Представителями β-CoV являются Betacoronavirus 1, Human coronavirus HKU1, Murine coronavirus, Pipistrellus bat coronavirus HKU5, Rousettus bat coronavirus HKU9, SARS-CoV, MERS-CoV и SARS-CoV-2. Они инфицируют только млекопитающих. Вирусы рода γCoV и δ-CoV вызывают болезни у птиц, к δ-CoV относятся Andecovirus, Buldecovirus, Herdecovirus; γCoV включают виды Brangacovirus, Cegacovirus, Igacovirus. Основным природным резервуаром α-CoV и β-CoV являются летучие мыши [9][10].
Было подтверждено высокое сходство (более 99 %) всех известных секвенированных геномов SARS-CoV-2 [10], которые более чем на 70 % сходны с SARS-CoV [6] и в меньшей степени — с MERS-CoV. У человека рецептором для SARS-CoV-2 и SARS-CoV является ангиотензин-превращающий фермент 2-го типа (ACE2). Однако SARS-CoV-2 связывается с ним слабее, чем SARS-CoV, что соответствует менее тяжелой инфекции. Кроме того, SARS-CoV содержит белок, кодируемый ORF3B, который ингибирует экспрессию IFNβ [8]. Размер генома SARS-CoV-2 29,8 — 29,9 т.п.н., а его структура соответствует специфическим характеристикам известных CoV (рис. 1).
![\"\"](\"https://cdn.elpub.ru/assets/journals/surgonco/2020/4/q5v2B9MNHc1pobbgULLRA0IlKsLl3MDZ2SjCvomY.jpeg\")
Рисунок 1. Схема строения генома SARS-CoV-2 (длина гена orf1ab условно срезана в связи со значительно бóльшими размерами в сравнении с другими генами) по данным [11]
Figure 1. A scheme of the SARS-CoV-2 genome (the length of the orf1ab gene was shorten due to its much larger size compared to other genes), according to [11]
Более чем 2/3 генома SARS-CoV-2 на 5’-конце представлено ORF1AB (кодирует orf1-ab-полипротеины). Оставшаяся 1/3 генома вируса на 3’-конце состоит из генов, кодирующих структурные белки: нуклеокапсидные (N), мембранные (М), оболочечные (Е) и поверхностные (S). Кроме того, SARS-CoV-2 кодирует 6 дополнительных белков при помощи генов ORF3a, ORF6, ORF7a, ORF7b и ORF8 [11]. Продукт трансляции orf1ab (pp1ab) расщепляется на 16 неструктурных белков, которые участвуют в транскрипции и репликации вируса. По составу кодирующих специфические белки генов α-CoV, β-CoV, γCoV и δ-CoV несколько отличаются (рис. 2). Наиболее вариабельными генами SARSCoV являются гены S и orf8 [9].
![\"\"](\"https://cdn.elpub.ru/assets/journals/surgonco/2020/4/xDKWrN1pjvvenCFxgLr6k9y94wuzBA4vB1Cwb7T7.jpeg\")
Рисунок 2. Схема строения геномов представителей разных родов коронавирусов. По данным [9][11]
Figure 2. A scheme of the genomes of different coronavirus genera, according to [9][11]
Гликопротеин шипа (белок S) выполняет функцию связывания с клеточным рецептором ACE2, посредством чего притягивает вирус к клетке, чем способствует проникновению вируса в клетку [7]. Оба конца геномов CoVs складываются в структуры РНК высокого порядка, которые участвуют во взаимодействиях с вирусными и клеточными белками для управления трансляцией, репликацией и синтезом субгеномной РНК [12]. Например, с 5’-UTR генома вируса SARS-CoV связываются структурные домены клеточных белков, такие как цинковый палец ССНС-типа и РНК-связывающий мотив 1 (MADP1). Важная роль MADP1 белка в синтезе коронавирусной РНК была выявлена при помощи siРНК, интерферирующих с MADP1 [13].
По физико-химическим свойствам SARS-CoV-2 чувствительны к ультрафиолетовым лучам и нагреванию при 56оС в течение 30 минут, эфиру, 75 % этанолу, хлорсодержащим дезинфицирующим средствам, перуксусной кислоте, хлороформу и другим жирорастворимым соединениям [8]. Отличительными симптомами COVID-19 являются сухой кашель, высокая температура и утомляемость. Инкубационный период болезни составляет в среднем от 5 до 6 дней, но может варьировать, в зависимости от дозы заражения, от 1 до 14 дней [14]. Поражение желудочно-кишечного тракта может наблюдаться у половины больных и ассоциировано с худшим исходом. Сухой кашель наблюдается у 68 % пациентов, лихорадка — у 44 %, одышка — у 19 %, боль в горле — у 15 %, диарея — 3–3,8 %. Тяжелое течение наблюдается главным образом у пожилых людей и страдающих сопутствующими гипертонией, диабетом, ожирением, бронхиальной астмой и хронической обструктивной болезнью легких [15].
Помимо тяжелых форм, приводящих к острому респираторному дистресс-синдрому (ОРДС), характерно бессимптомное течение у вирусоносителей COVID-19 [16]. Кроме того, у больных после выздоровления обнаруживаются положительные результаты на SARS-CoV-2 через 7 [17] и даже 14 дней не только в образцах из дыхательной системы, но и в фекалиях [18]. Данное явление можно объяснить вероятными встройками кДНК фрагментов генома вируса SARS-CoV-2 в геном человека. Это предположение основано на том, что обнаружение последовательностей неретровирусных РНКвирусов (NRRV) у организмов, перенесших вирусную инфекцию, связано с интеграцией фрагментов патогенов в геном хозяина [19][20][21].
О существовании независимого от репликации механизма рекомбинации РНК было сделано предположение еще в 2004 году Gallei et al. в эксперименте in vivo на клеточной культуре бычьей почки с субгеномными транскриптами плюс-нитевого вируса диареи крупного рогатого скота (BVDV) семейства Flaviviridae рода Pestivirus. Гомологичная и негомологичная рекомбинация происходила между двумя перекрывающимися транскриптами, в каждом из которых отсутствовали гены РНК-зависимой РНК-полимеразы (RdRp) [22]. Дальнейшие эксперименты in vivo с использованием BVDV показали, что большинство сайтов рекомбинации расположены в одноцепочечных областях молекул РНК. Вероятно, для высоковариабельных РНК-вирусов рекомбинация вносит значительный вклад в их генетические вариации, которые могут привести к изменениям вирулентности, адаптации к новым хозяевам, способности избежать иммунного ответа хозяина и появлению новых инфекционных агентов [23]. Можно предположить, что подобные механизмы могли стать причиной возникновения нового вируса SARS-CoV-2 из других коронавирусов.
Встройки фрагментов неретровирусных РНК-вирусов в геномы хозяев
Еще в 1975 году отечественный вирусолог В.М. Жданов обнаружил, что ДНК-транскрипты инфекционных РНК-вирусов встраиваются в геномы клеток хронически инфицированных тканевых культур. Кроме того, в тканях людей, пораженных системной красной волчанкой, были выявлены последовательности ДНК, гомологичные РНК вируса кори [24]. В 1997 году Klenerman et al. при изучении инфекции, вызванной РНК-вирусом лимфоцитарного хориоменингита (LCMV), показал, что вирусные антигены могут персистировать в лимфоидной ткани в течение фазы иммунологической памяти. Но при этом РНК генома вируса не обнаруживается. Однако при помощи ПЦР были выявлены специфические для LCMV последовательности ДНК в клетках селезенки мышей через 200 дней после заражения. Было доказано, что обратная транскрипция вирусной РНК в комплементарную ДНК (кДНК) происходит после острой инфекции клеток ее естественных хозяев за счет эндогенной активности обратной транскриптазы (RT) хозяев [25]. В 2009 году Geuking et al. в экспериментах на мышах описали незаконную рекомбинацию между РНК вируса LCMV и эндогенной частицей ретроэлемента (РЭ) IAP (Intracisternal A-type Particle) с обратной транскрипцией экзогенной вирусной РНК. В результате кДНК интегрировала в геном хозяина при помощи IAP элемента [26]. В разное время после инфекции в клетках человека (293T) были выявлены кДНК вируса везикулярного стоматита (NRRV семейства Rhabdoviridae), образованные при помощи белков LINE-1 элемента клеток [27].
Фрагменты ДНК последовательностей NRRV арбовирусов были обнаружены в клетках комаров на ранней стадии инфекции в виде эписомных форм ДНК. По данным секвенирования нового поколения и биоинформационного анализа было доказано, что эти НП интегрированы в геном хозяев. Данное явление, как предполагается, связано с вирусной персистенцией и иммунным ответом хозяина [20]. Встройка фрагментов вирусных НП может привести к хронической инфекции. Однако клетки животных могут извлекать выгоду от инсертированных в их геномы НП вирусов, например для управления развитием клеток хозяев или для сайленсинга чужеродных инвазий и поддержания иммунной памяти. Клетки хозяев могут экспрессировать вирусные пептиды из открытых рамок считывания интегрированных вирусных НП для усиления адаптивных В- и Т-клеточных ответов в течение длительного времени после освобождения организма от реплицирующихся вирусов. Подтверждением этого является то, что для вирусов, которые заражают остро (ортомиксовирусы и вирус коровьей оспы), характерна последующая необъяснимо длительная персистенция вирусных НП и пептидов с наличием вирус-специфического адаптивного иммунитета [19]. Было доказано, что образованные в результате встроек кДНК фрагментов генома вируса эндогенные вирусные элементы (EVE) могут функционировать в качестве шаблонов для биогенеза PIWI-взаимодействующих РНК (piРНК) у комаров и 48 видов членистоногих, что говорит о роли EVE в формировании иммунологической памяти. Эти EVE соответствуют в основном одноцепочечным NRRV семейств Rhabdoviridae и Parvoviridae [21].
Доказательствами интегративной способности фрагментов NRRV являются также данные филогенетических исследований. В 2004 году Crochu et al. выявили мультигенную последовательность флавивируса в геноме комаров Aedes albopictus и Aedes aegypti [28]. В 2010 году Katzourakis и Gifford провели скрининг геномов животных in silico для идентификации EVE, происходящих от NRRV. Было выявлено множество EVE, происходящих от представителей семейства Bornaviridae и Filoviridae у млекопитающих, Rhabdoviridae, Orthomyxoviridae, Reoviridae, Flaviviridae у насекомых. Из них Filoviridae, Rhabdoviridae, Reoviridae и Flaviviridae, подобно коронавирусам, реплицируются в цитоплазме [29]. В геномах человека и других приматов, а также у грызунов и слонов были выявлены элементы, гомологичные нуклеопротеину (N) вирусов семейства Bornaviridae. Эти EVE, обозначенные как EBLN (endogenous Borna-like N elements), могут содержать интактную ORF и экспрессируются в виде мРНК хозяев. Филогенетический анализ показал, что EBLN были образованы различными инсерционными событиями для каждого семейства животных на разных этапах эволюции [30]. В 2010 году Teylor et al. представили прямые доказательства наличия EVE, происходящих от реплицирующихся вне ядра представителей семейства Filoviridae, в геномах летучих мышей, грызунов, тенреков, землеройковых и сумчатых [31]. В том же году Belyi et al. провели сравнительный анализ 5666 генов всех известных семейств одноцепочечных NRRV с геномами 48 видов позвоночных. Было доказано происхождение 80 EVE (возникших около 40 миллионов лет назад) от фрагментов геномов древних членов 4 циркулирующих в настоящее время семейств вирусов у 19 изученных видов позвоночных. Интеграция была показана в том числе для «плюс-нитевых» одноцепочечных РНК-вирусов семейства Flaviviridae, реплицирующихся в цитоплазме [32], подобно коронавирусам.
Вероятность встройки кДНК фрагментов вируса SARS-CoV-2
Вышеперечисленные данные о встройках кДНК фрагментов NRRV в геномы хозяев и даже их сохранении в эволюции позволяют сделать предположение о наличии сходных свойств у SARS-CoV-2. Косвенными подтверждениями данного предположения могут служить специфические особенности CoVs и вызванных ими заболеваний. Так, при исследовании коронавирусной инфекции ЦНС у мышей Bergmann et al. еще в 2006 году показали персистенцию CoV, несмотря на наличие врожденного иммунного ответа и специфических эффекторных механизмов хозяина, контролирующих репликацию вируса в различных типах клеток головного мозга [33]. Так как в персистенции NRRV может играть роль интеграция вируса в геном хозяев [20], можно предположить, что хроническая инфекция CoV у мышей обусловлена встройкой кДНК фрагментов генома вируса. В пользу этого говорят также факты интеграции фрагментов геномов плюс-нитевых РНК-вирусов, реплицирующихся, подобно CoVs, в цитоплазме [29][32].
Было проведено подробное изучение последовательностей SARS-CoV-2, других коронавирусов и HIV-1, с использованием базы данных GenBank. В результате выявлены специфические встройки кДНК фрагментов генома вируса, идентичные или высокогомологичные генам хозяев (млекопитающих и насекомых) [34]. Эти НП могли быть получены путем встраивания фрагментов последовательностей CoV в геномы хозяев с использованием белков РЭ хозяев и сохранением их в ходе эволюции, подобно другим NRRV [27][28][29][30][31]. Образуемые вставки способны генерировать вирусные РНК с измененными последовательностями, которые способны использоваться для рекомбинации при коронавирусной инфекции, что может объяснить возникновение новых разновидностей вируса, в том числе SARS-CoV-2. Одним из фактов, позволяющих сделать это предположение, является обнаружение частиц CoVs в ядрах пораженных клеток [35][36][37][38].
Еще в 2004 году Qinfen et al. при изучении жизненного цикла SARS-CoV в клетках почек африканских зеленых мартышек выявили специфический феномен образования вирусоподобных частиц в ядрах инфицированных клеток [35]. В последующих исследованиях была доказана локализация различных компонентов CoVs в ядрах пораженных клеток. Так, белок 3b SARS-CoV располагается преимущественно в ядре совместно с важными белками ядрышка (C23) [37]. В исследовании Matthews et al. в 2014 году при определении субклеточной локализации белковых продуктов ORF4b (p4b) вирусов MERS-CoV, BtCoV-HKU4 и BtCoV-HKU5 было показано их расположение в ядрах клеток. Вспомогательный белок p4b участвует в защите от врожденного иммунитета путем ингибирования путей передачи сигналов интерферона-1 и NF κB [38]. Белок 9b вируса SARS-CoV, способный проникать в ядро посредством пассивного транспорта независимо от клеточного цикла, взаимодействует с клеточным белком Crm1 и выходит из ядра при помощи активных сигналов ядерного экспорта, при дефиците которых белок 9b индуцирует апоптоз клеток [39].
Белок N различных коронавирусов, в том числе SARSCoV, также локализуется не только в цитоплазме, но и в ядах пораженных клеток [36]. Было показано, что белок N вируса SARS-CoV посредством специфического домена связывается с гетерогенным ядерным рибонуклеопротеином А1, который участвует в сплайсинге пре-мРНК в ядрах и в регуляции трансляции в цитоплазме [40]. Можно предположить, что в развитии противовирусного ответа на SARS-CoV-2 определенную роль могут играть индивидуальные особенности состава и распределения РЭ, а также состояние их активности в геноме больных людей, так как RT и интеграза ретроэлементов могут участвовать во встраивании коронавирусов в геном человека. С этим можно связать тяжелое течение COVID-19 у пожилых пациентов [8], так как при старении наблюдается патологическая активация РЭ [41]. Кроме того, у больных SARS одним из целевых аутоантигенов оказалась эндонуклеаза (EN) ретроэлемента LINE-1, экспрессия которого была измененной в легочной ткани пораженных людей. Антитела против EN были выявлены у 40,9 % пациентов с SARS [42]. Не исключено развитие подобных механизмов для COVID-19.
Взаимодействие коронавирусов с иммунной системой человека
SARS-CoV-2 заражает эпителиальные клетки альвеол легких при помощи рецептор-опосредованного эндоцитоза через ACE2 [43]. Вирус проходит через слизистую оболочку носа и гортани, далее через дыхательные пути проникает в легкие, из которых проникает в периферическую кровь, вызывая виремию. В результате SARS-CoV-2 может поражать целевые органы, экспрессирующие ACE2, такие как сердце, почки, желудочно-кишечный тракт и вторично легкие [14]. Белок S стимулирует воспалительные реакции посредством активации толл-подобных рецепторов 2 (TLR2). Белок Е является виропорином и усиливает активность инфламмасомы NLRP3, приводя к гиперпродукции IL-1β и развитию иммунопатологии хозяина [12]. Тяжелое течение болезни может быть обусловлено патологическим иммунным ответом, «цитокиновым штормом», при котором высвобождение медиаторов воспаления инициирует петлю положительной обратной связи, приводящей к ОРДС. У больных COVID-19, нуждающихся в интенсивной терапии, выявляются значительно более высокие уровни маркеров воспаления IL-2, IL-7, IL-10, GSCF, IP10, MCP1, MIP1, TNF-alpha. При тяжелом течении COVID-19 и в тканях легких умерших больных определяется чрезмерно активированный иммунный ответ с патогенными Тh1 лимфоцитами и моноцитами [15]. При этом наблюдается аномальная выработка интерферонов с высокими уровнями провоспалительных цитокинов, таких как IL-1, IL-6, IL-8 и CXCL-10, в легких [12].
При проникновении в организм хозяина вирус вначале распознается врожденной иммунной системой через специфические рецепторы PRRs (pattern recognition receptors), в том числе лектиноподобные рецепторы С-типа, toll-подобный (TLR3, TLR4), RIG-I-подобный (индуцируемый ретиноевой кислотой), MDA-5 (ассоциированный с дифференцировкой меланом белок 5) и NOD-подобный рецепторы. Активация сенсоров приводит к стимуляции регуляторных факторов интерферонов IRF3 и IRF7, а также NF-κB. Они стимулируют экспрессию и выработку интерферона I типа и провоспалительных цитокинов, которые активируют сигнальный каскад JAK-STAT, индуцирующий экспрессию множества антивирусных интерферон-стимулированных генов [8][12].
Инфекционный процесс при коронавирусной инфекции имеет много неразрешенных моментов, так как, несмотря на развитие гиперактивности иммунной системы с развитием «цитокинового шторма», CoVs противодействуют защитным механизмам хозяев различными путями. Так, белок N вируса SARSCoV может использоваться вирусом для уклонения от иммунных реакций хозяина [8]. CoVs используют стратегии для противодействия PKR-опосредованной передаче сигналов, чтобы предотвратить отключение трансляции из-за фосфорилирования eIF2α (eukaryotic Initiation Factor 2α). Белки S вируса SARS-CoV физически взаимодействуют с eIF3F (eukaryotic translation Initiation factor 3 subunit F), модулируя трансляцию хозяина, в том числе экспрессию провоспалительных цитокинов IL-6 и IL-8, на поздней стадии инфекции. Кроме того, nsp1 блокирует передачу сигналов интерферона путем снижения количества фосфорилированных STAT1 (signal transducer and activator of transcription 1) в инфицированных клетках. Продукты ORF3b и ORF6 вируса SARS-CoV блокируют экспрессию и передачу сигналов интерферона. Белки М связываются с TRAF3 (TNF receptor-associated factor 3) и предотвращают его связывание с TBK1 (TANK-binding kinase 1). В результате блокируется IRF3-опосредованная передача сигналов [12]. Вспомогательный белок 6 вируса SARS-CoV характеризуется взаимодействием с внутриклеточными мембранными структурами клеток и за счет высокой полярности 20 остатков аминокислот на его С-конце препятствует транспорту сигнальных белков, необходимых для врожденных иммунных реакций. Это обеспечивается путем взаимодействия С-конца с кариоферинами KPNA2 и KPNB1 [44].
Перспективы исследований COVID-19
Несмотря на интенсивное изучение SARS-CoV-2, в настоящее время не разработана эффективная кандидатная вакцина и специфическая противовирусная терапия COVID-19. В настоящее время проводится множество клинических исследований различных потенциальных противовирусных препаратов. Необходимо отметить, что экспериментальные препараты для лечения COVID-19 следует использовать только в утвержденных рандомизированных контролируемых исследованиях https://clinicaltrials.gov/ (apps.who.int). В данном отношении предполагается дальнейшее исследование возможности применения и исследования эффективности аналогов нуклеозидов (ремдисивир), пептида EK1, ингибиторов нейраминидазы и синтеза РНК (TDF, 3TC), а также противовоспалительных препаратов [45]. Предсказана также вероятность использования препаратов, подавляющих проникновение SARS-CoV-2 в клетки-мишени. К ним относится барицитиниб, который используется для лечения ревматоидного артрита и является ингибитором киназы AAK1. Возможный эффект связан с тем, что AAK1 ассоциирована с AP2 (Adaptor protein complex 2) и ее подавление препятствует рецептор-опосредованному эндоцитозу CoV через рецептор ACE2 [43]. Большое значение имеет разработка терапии с учетом патогенеза тяжелых форм, при которых развивается «цитокиновый шторм». В данном отношении возможно применение глюкокортикоидов для ОРДС при COVID-19, а также проводятся многоцентровые клинические испытания блокатора рецептора IL-6 тоцилизумаба [15].
В связи с предполагаемой ролью встроек кДНК фрагментов генома вируса SARS-CoV-2 в патогенезе COVID-19 (гиперактивный иммунный ответ у пожилых пациентов [15], вероятно, связанный с повышенной экспрессией РЭ в их геномах [41]) в качестве потенциальных препаратов для лечения COVID-19 могут быть предложены ингибиторы RT, которые эффективно применяются в терапии злокачественных новообразований [46]. Перспективным в лечении COVID-19 может быть таргетная терапия с использованием микро-РНК. В отношении SARS-CoV-2 miR-1307-3p и miR-3613-5p могут предотвращать репликацию вируса путем нацеливания на 3’-UTR его генома [47]. В Индии были определены 9 различных микро-РНК человека, нацеленных на гены SARS-CoV-2: hsa-let-7a, hsa-miR101, -125a-5p, -126, -222, -23b, -378, -380-5, -98. Из них для hsa-let-7a, hsa-miR126, hsa-miR378 и hsamiR98 мишенью оказался также ген IFNβ в организме человека [48].
К наиболее успешным кандидатным вакцинам, перешедшим в клиническую разработку, относятся мРНК1273 (LNP-инкапсулированная мРНК, кодирующая белок S), Ad5-nCoV (аденовирусный вектор-5, экспрессирующий белок S), INO-4800 (ДНК-плазмида, кодирующая белок S), LV-SMENP-DC (дендритные клетки, модифицированные лентивирусным вектором, экспрессирующим миниген на основе доменов вирусных белков), патоген-специфичная aAPC (искусственная антигенпрезентирующая клетка, модифицированная лентивирусным вектором, экспрессирующим синтетический миниген на основе доменов вирусных белков) [49]. Приведенные в статье данные о способности NRRV к интеграциям в геномы хозяев позволяют предположить, что при использовании вакцины от COVID-19 необходимо учитывать возможность встроек кДНК фрагментов вируса в геном человека [23][25][26].
Заключение
Анализ литературных данных о роли интеграции вирусных фрагментов в инфекционных процессах NRRV позволил предположить, что в развитии COVID-19 определенную роль могут играть индивидуальные особенности активности РЭ в геномах больных. Это связано с возможным взаимодействием продуктов их экспрессии с SARS-CoV-2. В качестве подтверждения приведены данные об утяжелении клиники у пожилых пациентов (вероятно, обусловленной патологической активацией РЭ при старении), наличии бессимптомного носительства и сохранении экспрессии вирусных последовательностей даже через 14 дней после выздоровления от COVID-19. Кроме того, у больных SARS выявлено изменение активности LINE-1 и выработка антител против их эндонуклеазы. Взаимодействие SARS-CoV-2 с продуктами экспрессии РЭ могло стать причиной возникновения нового коронавируса в связи с возможной рекомбинацией вирусных и клеточных РНК. Перспективным направлением в исследовании COVID-19 может стать определение наличия и особенностей встроек кДНК фрагментов последовательностей SARS-CoV-2 в геномы вирусоносителей, что может стать основой для разработки эффективной вакцинопрофилактики болезни. Отражением особенностей функционирования РЭ являются малые некодирующие РНК, поэтому в разработке подходов противовирусной терапии важную роль могут играть результаты анализа экспрессии микро-РНК при различных клинических вариантах COVID-19 с учетом возможных особенностей встроек кДНК фрагментов вируса SARS-CoV-2 в геномы пациентов с тяжелым течением. В связи с этим предполагается проведение ПЦР-диагностики для обнаружения не только РНК, но и инсертированной ДНК SARS-CoV-2, а также определение противовирусных антител у пациентов в различные периоды после перенесенной инфекции.
Одни продукты экспрессии (белки S и Е) вирусов активируют воспалительные реакции, в то время как другие (белки N, M, nsp1, nsp6, ORF3b, ORF6) препятствуют развитию иммунных реакций организма. В связи с этим влияние определенных клеточных факторов на преобладание экспрессии специфических генов вируса может определять течение инфекции от стертых форм до тяжелых с развитием «цитокинового шторма». Наиболее интересными клеточными факторами в плане разработки методов лечения COVID-19 являются микро-РНК, изменения экспрессии которых при болезни доказаны. Кроме того, в настоящее время появляются данные о наиболее эффективных терапевтических агентах для лечения COVID-19, к которым относится барицитиниб. Для подавления «цитокинового шторма» применяют нестероидные противовоспалительные препараты и глюкокортикоиды, планируется использование блокатора интерлейкинового рецептора тоцилизумаба.
"],"dc.fullHTML.ru":["Введение
История коронавируса человека началась в 1966 году, когда Tyrrell и Bynoe описали перевиваемый вирус, названный ими В814. Он был получен из респираторного тракта взрослых людей, больных простудой, при выращивании вируса в клеточных культурах эмбриональной трахеи [1]. В дальнейшем под руководством Tyrrell была изучена группа вирусов человека и животных, которые вызывали разнообразные заболевания. Эти вирусы были объединены в одну группу в связи с характерным внешним видом при электронной микроскопии (выступы на поверхности, напоминающие корону) и наличием РНК [2]. Сероэпидемиологические исследования, проведенные в 1962–1964 и в 1965–1966 годах, показали, что коронавирусы (CoVs) могут вызывать до 30 % всех острых респираторных вирусных инфекций [3]. В 2002– 2003 годах CoVs стали причиной развития тяжелого острого респираторного синдрома SARS (Severe acute respiratory syndrome coronavirus), вызванного SARS-CoV. В ходе эпидемии SARS было выявлено около 8000 больных людей, из которых 774 умерло (9,6 %) [4]. В сентябре 2012 года ВОЗ впервые доложила о новой коронавирусной зооантропонозной инфекции MERS (Middle East respiratory syndrome), вызванной MERS-CoV, на Ближнем Востоке (около 80 % случаев — в Саудовской Аравии). MERS была зарегистрирована в 27 странах. По состоянию на 31 июля 2019 года ВОЗ зарегистрировала 2458 лабораторно подтвержденных случаев MERS, летальность от которых составила 34 % [5].
В декабре 2019 года в городе Ухань провинции Хубэй в Китае произошла вспышка пневмонии, эпидемиологически связанная с оптовым рынком морепродуктов Хуанань, где продавались живые животные (закрыт 1 января 2020 года). Были исключены такие инфекции, как грипп, птичий грипп, MERS, SARS и другие. Исследователи из Китая 7 января 2020 года выявили и секвенировали геном нового вируса, полученного от инфицированного человека. 12 января 2020 года в международной базе данных Genbank для всего мира стала доступной нуклеотидная последовательность (НП) нового вируса [6], который, согласно Международному комитету по таксономии вирусов (ICTV) был назван SARS-CoV-2 (www.ictvonline.org). Природным резервуаром SARS-CoV-2 могут служить летучие мыши, такие как Rhinolophus affinis [7]. Эти данные был получены на основании сравнительного филогенетического анализа вируса с другими CoVs, показавшего, что новый вирус на 96 % идентичен SARSподобным CoVs летучих мышей (bat-SL-CoVZX45 и bat-SL-CoVZX21). Однако пока точно не установлено — благодаря какому промежуточному хозяину вирус смог преодолеть межвидовой барьер для заражения людей [8]. Вирус SARS-CoV-2 является причиной развития новой болезни, названной COVID-19, которая быстро распространилась по всему миру [7], в связи с чем 19 марта 2020 года ВОЗ объявила о глобальной пандемии COVID-19 (who.int/ru).
Согласно Международному комитету по таксономии вирусов, CoVs являются членами семейства Coronaviridae отряда Nidovirales. Они относятся к крупнейшим из известных вирусов с одноцепочечной «плюс-нитевой» РНК. Диаметр их сферических частиц составляет от 100 до 160 нм, а размер генома — от 27 до 32 т.п.н. В соответствии с геномной организацией и филогенетическими связями подсемейство Orthocoronavirinae подразделено на 4 рода: Alphacoronavirus (α-CoV), Betacoronavirus (β-CoV), Gammacoronavirus (γCoV) и Deltacoronavirus (δ-CoV). Из них к α-CoV относятся Alphacoronavirus 1, Human coronavirus 229E, Human coronavirus NL63, Miniopterus bat coronavirus 1, Miniopterus bat coronavirus HKU8, Porcine epidemic diarrhea virus, Rhinolophus bat coronavirus HKU2, Scotophilus bat coronavirus 512. Они вызывают желудочно-кишечные расстройства у человека, собак, кошек и свиней. Представителями β-CoV являются Betacoronavirus 1, Human coronavirus HKU1, Murine coronavirus, Pipistrellus bat coronavirus HKU5, Rousettus bat coronavirus HKU9, SARS-CoV, MERS-CoV и SARS-CoV-2. Они инфицируют только млекопитающих. Вирусы рода γCoV и δ-CoV вызывают болезни у птиц, к δ-CoV относятся Andecovirus, Buldecovirus, Herdecovirus; γCoV включают виды Brangacovirus, Cegacovirus, Igacovirus. Основным природным резервуаром α-CoV и β-CoV являются летучие мыши [9][10].
Было подтверждено высокое сходство (более 99 %) всех известных секвенированных геномов SARS-CoV-2 [10], которые более чем на 70 % сходны с SARS-CoV [6] и в меньшей степени — с MERS-CoV. У человека рецептором для SARS-CoV-2 и SARS-CoV является ангиотензин-превращающий фермент 2-го типа (ACE2). Однако SARS-CoV-2 связывается с ним слабее, чем SARS-CoV, что соответствует менее тяжелой инфекции. Кроме того, SARS-CoV содержит белок, кодируемый ORF3B, который ингибирует экспрессию IFNβ [8]. Размер генома SARS-CoV-2 29,8 — 29,9 т.п.н., а его структура соответствует специфическим характеристикам известных CoV (рис. 1).
Рисунок 1. Схема строения генома SARS-CoV-2 (длина гена orf1ab условно срезана в связи со значительно бóльшими размерами в сравнении с другими генами) по данным [11]
Figure 1. A scheme of the SARS-CoV-2 genome (the length of the orf1ab gene was shorten due to its much larger size compared to other genes), according to [11]
Более чем 2/3 генома SARS-CoV-2 на 5’-конце представлено ORF1AB (кодирует orf1-ab-полипротеины). Оставшаяся 1/3 генома вируса на 3’-конце состоит из генов, кодирующих структурные белки: нуклеокапсидные (N), мембранные (М), оболочечные (Е) и поверхностные (S). Кроме того, SARS-CoV-2 кодирует 6 дополнительных белков при помощи генов ORF3a, ORF6, ORF7a, ORF7b и ORF8 [11]. Продукт трансляции orf1ab (pp1ab) расщепляется на 16 неструктурных белков, которые участвуют в транскрипции и репликации вируса. По составу кодирующих специфические белки генов α-CoV, β-CoV, γCoV и δ-CoV несколько отличаются (рис. 2). Наиболее вариабельными генами SARSCoV являются гены S и orf8 [9].
Рисунок 2. Схема строения геномов представителей разных родов коронавирусов. По данным [9][11]
Figure 2. A scheme of the genomes of different coronavirus genera, according to [9][11]
Гликопротеин шипа (белок S) выполняет функцию связывания с клеточным рецептором ACE2, посредством чего притягивает вирус к клетке, чем способствует проникновению вируса в клетку [7]. Оба конца геномов CoVs складываются в структуры РНК высокого порядка, которые участвуют во взаимодействиях с вирусными и клеточными белками для управления трансляцией, репликацией и синтезом субгеномной РНК [12]. Например, с 5’-UTR генома вируса SARS-CoV связываются структурные домены клеточных белков, такие как цинковый палец ССНС-типа и РНК-связывающий мотив 1 (MADP1). Важная роль MADP1 белка в синтезе коронавирусной РНК была выявлена при помощи siРНК, интерферирующих с MADP1 [13].
По физико-химическим свойствам SARS-CoV-2 чувствительны к ультрафиолетовым лучам и нагреванию при 56оС в течение 30 минут, эфиру, 75 % этанолу, хлорсодержащим дезинфицирующим средствам, перуксусной кислоте, хлороформу и другим жирорастворимым соединениям [8]. Отличительными симптомами COVID-19 являются сухой кашель, высокая температура и утомляемость. Инкубационный период болезни составляет в среднем от 5 до 6 дней, но может варьировать, в зависимости от дозы заражения, от 1 до 14 дней [14]. Поражение желудочно-кишечного тракта может наблюдаться у половины больных и ассоциировано с худшим исходом. Сухой кашель наблюдается у 68 % пациентов, лихорадка — у 44 %, одышка — у 19 %, боль в горле — у 15 %, диарея — 3–3,8 %. Тяжелое течение наблюдается главным образом у пожилых людей и страдающих сопутствующими гипертонией, диабетом, ожирением, бронхиальной астмой и хронической обструктивной болезнью легких [15].
Помимо тяжелых форм, приводящих к острому респираторному дистресс-синдрому (ОРДС), характерно бессимптомное течение у вирусоносителей COVID-19 [16]. Кроме того, у больных после выздоровления обнаруживаются положительные результаты на SARS-CoV-2 через 7 [17] и даже 14 дней не только в образцах из дыхательной системы, но и в фекалиях [18]. Данное явление можно объяснить вероятными встройками кДНК фрагментов генома вируса SARS-CoV-2 в геном человека. Это предположение основано на том, что обнаружение последовательностей неретровирусных РНКвирусов (NRRV) у организмов, перенесших вирусную инфекцию, связано с интеграцией фрагментов патогенов в геном хозяина [19][20][21].
О существовании независимого от репликации механизма рекомбинации РНК было сделано предположение еще в 2004 году Gallei et al. в эксперименте in vivo на клеточной культуре бычьей почки с субгеномными транскриптами плюс-нитевого вируса диареи крупного рогатого скота (BVDV) семейства Flaviviridae рода Pestivirus. Гомологичная и негомологичная рекомбинация происходила между двумя перекрывающимися транскриптами, в каждом из которых отсутствовали гены РНК-зависимой РНК-полимеразы (RdRp) [22]. Дальнейшие эксперименты in vivo с использованием BVDV показали, что большинство сайтов рекомбинации расположены в одноцепочечных областях молекул РНК. Вероятно, для высоковариабельных РНК-вирусов рекомбинация вносит значительный вклад в их генетические вариации, которые могут привести к изменениям вирулентности, адаптации к новым хозяевам, способности избежать иммунного ответа хозяина и появлению новых инфекционных агентов [23]. Можно предположить, что подобные механизмы могли стать причиной возникновения нового вируса SARS-CoV-2 из других коронавирусов.
Встройки фрагментов неретровирусных РНК-вирусов в геномы хозяев
Еще в 1975 году отечественный вирусолог В.М. Жданов обнаружил, что ДНК-транскрипты инфекционных РНК-вирусов встраиваются в геномы клеток хронически инфицированных тканевых культур. Кроме того, в тканях людей, пораженных системной красной волчанкой, были выявлены последовательности ДНК, гомологичные РНК вируса кори [24]. В 1997 году Klenerman et al. при изучении инфекции, вызванной РНК-вирусом лимфоцитарного хориоменингита (LCMV), показал, что вирусные антигены могут персистировать в лимфоидной ткани в течение фазы иммунологической памяти. Но при этом РНК генома вируса не обнаруживается. Однако при помощи ПЦР были выявлены специфические для LCMV последовательности ДНК в клетках селезенки мышей через 200 дней после заражения. Было доказано, что обратная транскрипция вирусной РНК в комплементарную ДНК (кДНК) происходит после острой инфекции клеток ее естественных хозяев за счет эндогенной активности обратной транскриптазы (RT) хозяев [25]. В 2009 году Geuking et al. в экспериментах на мышах описали незаконную рекомбинацию между РНК вируса LCMV и эндогенной частицей ретроэлемента (РЭ) IAP (Intracisternal A-type Particle) с обратной транскрипцией экзогенной вирусной РНК. В результате кДНК интегрировала в геном хозяина при помощи IAP элемента [26]. В разное время после инфекции в клетках человека (293T) были выявлены кДНК вируса везикулярного стоматита (NRRV семейства Rhabdoviridae), образованные при помощи белков LINE-1 элемента клеток [27].
Фрагменты ДНК последовательностей NRRV арбовирусов были обнаружены в клетках комаров на ранней стадии инфекции в виде эписомных форм ДНК. По данным секвенирования нового поколения и биоинформационного анализа было доказано, что эти НП интегрированы в геном хозяев. Данное явление, как предполагается, связано с вирусной персистенцией и иммунным ответом хозяина [20]. Встройка фрагментов вирусных НП может привести к хронической инфекции. Однако клетки животных могут извлекать выгоду от инсертированных в их геномы НП вирусов, например для управления развитием клеток хозяев или для сайленсинга чужеродных инвазий и поддержания иммунной памяти. Клетки хозяев могут экспрессировать вирусные пептиды из открытых рамок считывания интегрированных вирусных НП для усиления адаптивных В- и Т-клеточных ответов в течение длительного времени после освобождения организма от реплицирующихся вирусов. Подтверждением этого является то, что для вирусов, которые заражают остро (ортомиксовирусы и вирус коровьей оспы), характерна последующая необъяснимо длительная персистенция вирусных НП и пептидов с наличием вирус-специфического адаптивного иммунитета [19]. Было доказано, что образованные в результате встроек кДНК фрагментов генома вируса эндогенные вирусные элементы (EVE) могут функционировать в качестве шаблонов для биогенеза PIWI-взаимодействующих РНК (piРНК) у комаров и 48 видов членистоногих, что говорит о роли EVE в формировании иммунологической памяти. Эти EVE соответствуют в основном одноцепочечным NRRV семейств Rhabdoviridae и Parvoviridae [21].
Доказательствами интегративной способности фрагментов NRRV являются также данные филогенетических исследований. В 2004 году Crochu et al. выявили мультигенную последовательность флавивируса в геноме комаров Aedes albopictus и Aedes aegypti [28]. В 2010 году Katzourakis и Gifford провели скрининг геномов животных in silico для идентификации EVE, происходящих от NRRV. Было выявлено множество EVE, происходящих от представителей семейства Bornaviridae и Filoviridae у млекопитающих, Rhabdoviridae, Orthomyxoviridae, Reoviridae, Flaviviridae у насекомых. Из них Filoviridae, Rhabdoviridae, Reoviridae и Flaviviridae, подобно коронавирусам, реплицируются в цитоплазме [29]. В геномах человека и других приматов, а также у грызунов и слонов были выявлены элементы, гомологичные нуклеопротеину (N) вирусов семейства Bornaviridae. Эти EVE, обозначенные как EBLN (endogenous Borna-like N elements), могут содержать интактную ORF и экспрессируются в виде мРНК хозяев. Филогенетический анализ показал, что EBLN были образованы различными инсерционными событиями для каждого семейства животных на разных этапах эволюции [30]. В 2010 году Teylor et al. представили прямые доказательства наличия EVE, происходящих от реплицирующихся вне ядра представителей семейства Filoviridae, в геномах летучих мышей, грызунов, тенреков, землеройковых и сумчатых [31]. В том же году Belyi et al. провели сравнительный анализ 5666 генов всех известных семейств одноцепочечных NRRV с геномами 48 видов позвоночных. Было доказано происхождение 80 EVE (возникших около 40 миллионов лет назад) от фрагментов геномов древних членов 4 циркулирующих в настоящее время семейств вирусов у 19 изученных видов позвоночных. Интеграция была показана в том числе для «плюс-нитевых» одноцепочечных РНК-вирусов семейства Flaviviridae, реплицирующихся в цитоплазме [32], подобно коронавирусам.
Вероятность встройки кДНК фрагментов вируса SARS-CoV-2
Вышеперечисленные данные о встройках кДНК фрагментов NRRV в геномы хозяев и даже их сохранении в эволюции позволяют сделать предположение о наличии сходных свойств у SARS-CoV-2. Косвенными подтверждениями данного предположения могут служить специфические особенности CoVs и вызванных ими заболеваний. Так, при исследовании коронавирусной инфекции ЦНС у мышей Bergmann et al. еще в 2006 году показали персистенцию CoV, несмотря на наличие врожденного иммунного ответа и специфических эффекторных механизмов хозяина, контролирующих репликацию вируса в различных типах клеток головного мозга [33]. Так как в персистенции NRRV может играть роль интеграция вируса в геном хозяев [20], можно предположить, что хроническая инфекция CoV у мышей обусловлена встройкой кДНК фрагментов генома вируса. В пользу этого говорят также факты интеграции фрагментов геномов плюс-нитевых РНК-вирусов, реплицирующихся, подобно CoVs, в цитоплазме [29][32].
Было проведено подробное изучение последовательностей SARS-CoV-2, других коронавирусов и HIV-1, с использованием базы данных GenBank. В результате выявлены специфические встройки кДНК фрагментов генома вируса, идентичные или высокогомологичные генам хозяев (млекопитающих и насекомых) [34]. Эти НП могли быть получены путем встраивания фрагментов последовательностей CoV в геномы хозяев с использованием белков РЭ хозяев и сохранением их в ходе эволюции, подобно другим NRRV [27][28][29][30][31]. Образуемые вставки способны генерировать вирусные РНК с измененными последовательностями, которые способны использоваться для рекомбинации при коронавирусной инфекции, что может объяснить возникновение новых разновидностей вируса, в том числе SARS-CoV-2. Одним из фактов, позволяющих сделать это предположение, является обнаружение частиц CoVs в ядрах пораженных клеток [35][36][37][38].
Еще в 2004 году Qinfen et al. при изучении жизненного цикла SARS-CoV в клетках почек африканских зеленых мартышек выявили специфический феномен образования вирусоподобных частиц в ядрах инфицированных клеток [35]. В последующих исследованиях была доказана локализация различных компонентов CoVs в ядрах пораженных клеток. Так, белок 3b SARS-CoV располагается преимущественно в ядре совместно с важными белками ядрышка (C23) [37]. В исследовании Matthews et al. в 2014 году при определении субклеточной локализации белковых продуктов ORF4b (p4b) вирусов MERS-CoV, BtCoV-HKU4 и BtCoV-HKU5 было показано их расположение в ядрах клеток. Вспомогательный белок p4b участвует в защите от врожденного иммунитета путем ингибирования путей передачи сигналов интерферона-1 и NF κB [38]. Белок 9b вируса SARS-CoV, способный проникать в ядро посредством пассивного транспорта независимо от клеточного цикла, взаимодействует с клеточным белком Crm1 и выходит из ядра при помощи активных сигналов ядерного экспорта, при дефиците которых белок 9b индуцирует апоптоз клеток [39].
Белок N различных коронавирусов, в том числе SARSCoV, также локализуется не только в цитоплазме, но и в ядах пораженных клеток [36]. Было показано, что белок N вируса SARS-CoV посредством специфического домена связывается с гетерогенным ядерным рибонуклеопротеином А1, который участвует в сплайсинге пре-мРНК в ядрах и в регуляции трансляции в цитоплазме [40]. Можно предположить, что в развитии противовирусного ответа на SARS-CoV-2 определенную роль могут играть индивидуальные особенности состава и распределения РЭ, а также состояние их активности в геноме больных людей, так как RT и интеграза ретроэлементов могут участвовать во встраивании коронавирусов в геном человека. С этим можно связать тяжелое течение COVID-19 у пожилых пациентов [8], так как при старении наблюдается патологическая активация РЭ [41]. Кроме того, у больных SARS одним из целевых аутоантигенов оказалась эндонуклеаза (EN) ретроэлемента LINE-1, экспрессия которого была измененной в легочной ткани пораженных людей. Антитела против EN были выявлены у 40,9 % пациентов с SARS [42]. Не исключено развитие подобных механизмов для COVID-19.
Взаимодействие коронавирусов с иммунной системой человека
SARS-CoV-2 заражает эпителиальные клетки альвеол легких при помощи рецептор-опосредованного эндоцитоза через ACE2 [43]. Вирус проходит через слизистую оболочку носа и гортани, далее через дыхательные пути проникает в легкие, из которых проникает в периферическую кровь, вызывая виремию. В результате SARS-CoV-2 может поражать целевые органы, экспрессирующие ACE2, такие как сердце, почки, желудочно-кишечный тракт и вторично легкие [14]. Белок S стимулирует воспалительные реакции посредством активации толл-подобных рецепторов 2 (TLR2). Белок Е является виропорином и усиливает активность инфламмасомы NLRP3, приводя к гиперпродукции IL-1β и развитию иммунопатологии хозяина [12]. Тяжелое течение болезни может быть обусловлено патологическим иммунным ответом, «цитокиновым штормом», при котором высвобождение медиаторов воспаления инициирует петлю положительной обратной связи, приводящей к ОРДС. У больных COVID-19, нуждающихся в интенсивной терапии, выявляются значительно более высокие уровни маркеров воспаления IL-2, IL-7, IL-10, GSCF, IP10, MCP1, MIP1, TNF-alpha. При тяжелом течении COVID-19 и в тканях легких умерших больных определяется чрезмерно активированный иммунный ответ с патогенными Тh1 лимфоцитами и моноцитами [15]. При этом наблюдается аномальная выработка интерферонов с высокими уровнями провоспалительных цитокинов, таких как IL-1, IL-6, IL-8 и CXCL-10, в легких [12].
При проникновении в организм хозяина вирус вначале распознается врожденной иммунной системой через специфические рецепторы PRRs (pattern recognition receptors), в том числе лектиноподобные рецепторы С-типа, toll-подобный (TLR3, TLR4), RIG-I-подобный (индуцируемый ретиноевой кислотой), MDA-5 (ассоциированный с дифференцировкой меланом белок 5) и NOD-подобный рецепторы. Активация сенсоров приводит к стимуляции регуляторных факторов интерферонов IRF3 и IRF7, а также NF-κB. Они стимулируют экспрессию и выработку интерферона I типа и провоспалительных цитокинов, которые активируют сигнальный каскад JAK-STAT, индуцирующий экспрессию множества антивирусных интерферон-стимулированных генов [8][12].
Инфекционный процесс при коронавирусной инфекции имеет много неразрешенных моментов, так как, несмотря на развитие гиперактивности иммунной системы с развитием «цитокинового шторма», CoVs противодействуют защитным механизмам хозяев различными путями. Так, белок N вируса SARSCoV может использоваться вирусом для уклонения от иммунных реакций хозяина [8]. CoVs используют стратегии для противодействия PKR-опосредованной передаче сигналов, чтобы предотвратить отключение трансляции из-за фосфорилирования eIF2α (eukaryotic Initiation Factor 2α). Белки S вируса SARS-CoV физически взаимодействуют с eIF3F (eukaryotic translation Initiation factor 3 subunit F), модулируя трансляцию хозяина, в том числе экспрессию провоспалительных цитокинов IL-6 и IL-8, на поздней стадии инфекции. Кроме того, nsp1 блокирует передачу сигналов интерферона путем снижения количества фосфорилированных STAT1 (signal transducer and activator of transcription 1) в инфицированных клетках. Продукты ORF3b и ORF6 вируса SARS-CoV блокируют экспрессию и передачу сигналов интерферона. Белки М связываются с TRAF3 (TNF receptor-associated factor 3) и предотвращают его связывание с TBK1 (TANK-binding kinase 1). В результате блокируется IRF3-опосредованная передача сигналов [12]. Вспомогательный белок 6 вируса SARS-CoV характеризуется взаимодействием с внутриклеточными мембранными структурами клеток и за счет высокой полярности 20 остатков аминокислот на его С-конце препятствует транспорту сигнальных белков, необходимых для врожденных иммунных реакций. Это обеспечивается путем взаимодействия С-конца с кариоферинами KPNA2 и KPNB1 [44].
Перспективы исследований COVID-19
Несмотря на интенсивное изучение SARS-CoV-2, в настоящее время не разработана эффективная кандидатная вакцина и специфическая противовирусная терапия COVID-19. В настоящее время проводится множество клинических исследований различных потенциальных противовирусных препаратов. Необходимо отметить, что экспериментальные препараты для лечения COVID-19 следует использовать только в утвержденных рандомизированных контролируемых исследованиях https://clinicaltrials.gov/ (apps.who.int). В данном отношении предполагается дальнейшее исследование возможности применения и исследования эффективности аналогов нуклеозидов (ремдисивир), пептида EK1, ингибиторов нейраминидазы и синтеза РНК (TDF, 3TC), а также противовоспалительных препаратов [45]. Предсказана также вероятность использования препаратов, подавляющих проникновение SARS-CoV-2 в клетки-мишени. К ним относится барицитиниб, который используется для лечения ревматоидного артрита и является ингибитором киназы AAK1. Возможный эффект связан с тем, что AAK1 ассоциирована с AP2 (Adaptor protein complex 2) и ее подавление препятствует рецептор-опосредованному эндоцитозу CoV через рецептор ACE2 [43]. Большое значение имеет разработка терапии с учетом патогенеза тяжелых форм, при которых развивается «цитокиновый шторм». В данном отношении возможно применение глюкокортикоидов для ОРДС при COVID-19, а также проводятся многоцентровые клинические испытания блокатора рецептора IL-6 тоцилизумаба [15].
В связи с предполагаемой ролью встроек кДНК фрагментов генома вируса SARS-CoV-2 в патогенезе COVID-19 (гиперактивный иммунный ответ у пожилых пациентов [15], вероятно, связанный с повышенной экспрессией РЭ в их геномах [41]) в качестве потенциальных препаратов для лечения COVID-19 могут быть предложены ингибиторы RT, которые эффективно применяются в терапии злокачественных новообразований [46]. Перспективным в лечении COVID-19 может быть таргетная терапия с использованием микро-РНК. В отношении SARS-CoV-2 miR-1307-3p и miR-3613-5p могут предотвращать репликацию вируса путем нацеливания на 3’-UTR его генома [47]. В Индии были определены 9 различных микро-РНК человека, нацеленных на гены SARS-CoV-2: hsa-let-7a, hsa-miR101, -125a-5p, -126, -222, -23b, -378, -380-5, -98. Из них для hsa-let-7a, hsa-miR126, hsa-miR378 и hsamiR98 мишенью оказался также ген IFNβ в организме человека [48].
К наиболее успешным кандидатным вакцинам, перешедшим в клиническую разработку, относятся мРНК1273 (LNP-инкапсулированная мРНК, кодирующая белок S), Ad5-nCoV (аденовирусный вектор-5, экспрессирующий белок S), INO-4800 (ДНК-плазмида, кодирующая белок S), LV-SMENP-DC (дендритные клетки, модифицированные лентивирусным вектором, экспрессирующим миниген на основе доменов вирусных белков), патоген-специфичная aAPC (искусственная антигенпрезентирующая клетка, модифицированная лентивирусным вектором, экспрессирующим синтетический миниген на основе доменов вирусных белков) [49]. Приведенные в статье данные о способности NRRV к интеграциям в геномы хозяев позволяют предположить, что при использовании вакцины от COVID-19 необходимо учитывать возможность встроек кДНК фрагментов вируса в геном человека [23][25][26].
Заключение
Анализ литературных данных о роли интеграции вирусных фрагментов в инфекционных процессах NRRV позволил предположить, что в развитии COVID-19 определенную роль могут играть индивидуальные особенности активности РЭ в геномах больных. Это связано с возможным взаимодействием продуктов их экспрессии с SARS-CoV-2. В качестве подтверждения приведены данные об утяжелении клиники у пожилых пациентов (вероятно, обусловленной патологической активацией РЭ при старении), наличии бессимптомного носительства и сохранении экспрессии вирусных последовательностей даже через 14 дней после выздоровления от COVID-19. Кроме того, у больных SARS выявлено изменение активности LINE-1 и выработка антител против их эндонуклеазы. Взаимодействие SARS-CoV-2 с продуктами экспрессии РЭ могло стать причиной возникновения нового коронавируса в связи с возможной рекомбинацией вирусных и клеточных РНК. Перспективным направлением в исследовании COVID-19 может стать определение наличия и особенностей встроек кДНК фрагментов последовательностей SARS-CoV-2 в геномы вирусоносителей, что может стать основой для разработки эффективной вакцинопрофилактики болезни. Отражением особенностей функционирования РЭ являются малые некодирующие РНК, поэтому в разработке подходов противовирусной терапии важную роль могут играть результаты анализа экспрессии микро-РНК при различных клинических вариантах COVID-19 с учетом возможных особенностей встроек кДНК фрагментов вируса SARS-CoV-2 в геномы пациентов с тяжелым течением. В связи с этим предполагается проведение ПЦР-диагностики для обнаружения не только РНК, но и инсертированной ДНК SARS-CoV-2, а также определение противовирусных антител у пациентов в различные периоды после перенесенной инфекции.
Одни продукты экспрессии (белки S и Е) вирусов активируют воспалительные реакции, в то время как другие (белки N, M, nsp1, nsp6, ORF3b, ORF6) препятствуют развитию иммунных реакций организма. В связи с этим влияние определенных клеточных факторов на преобладание экспрессии специфических генов вируса может определять течение инфекции от стертых форм до тяжелых с развитием «цитокинового шторма». Наиболее интересными клеточными факторами в плане разработки методов лечения COVID-19 являются микро-РНК, изменения экспрессии которых при болезни доказаны. Кроме того, в настоящее время появляются данные о наиболее эффективных терапевтических агентах для лечения COVID-19, к которым относится барицитиниб. Для подавления «цитокинового шторма» применяют нестероидные противовоспалительные препараты и глюкокортикоиды, планируется использование блокатора интерлейкинового рецептора тоцилизумаба.
"],"dc.authors":["{\"authors\": [{\"ru\": {\"orcid\": \"0000-0002-4091-382X\", \"affiliation\": \"\\u0411\\u0430\\u0448\\u043a\\u0438\\u0440\\u0441\\u043a\\u0438\\u0439 \\u0433\\u043e\\u0441\\u0443\\u0434\\u0430\\u0440\\u0441\\u0442\\u0432\\u0435\\u043d\\u043d\\u044b\\u0439 \\u043c\\u0435\\u0434\\u0438\\u0446\\u0438\\u043d\\u0441\\u043a\\u0438\\u0439 \\u0443\\u043d\\u0438\\u0432\\u0435\\u0440\\u0441\\u0438\\u0442\\u0435\\u0442\", \"full_name\": \"\\u0420. \\u041d. \\u041c\\u0443\\u0441\\u0442\\u0430\\u0444\\u0438\\u043d\"}, \"en\": {\"orcid\": \"0000-0002-4091-382X\", \"affiliation\": \"Bashkir State Medical University\", \"full_name\": \"R. N. Mustafin\"}}, {\"ru\": {\"orcid\": \"0000-0003-2987-3334\", \"affiliation\": \"\\u0418\\u043d\\u0441\\u0442\\u0438\\u0442\\u0443\\u0442 \\u0431\\u0438\\u043e\\u0445\\u0438\\u043c\\u0438\\u0438 \\u0438 \\u0433\\u0435\\u043d\\u0435\\u0442\\u0438\\u043a\\u0438 \\u0423\\u0444\\u0438\\u043c\\u0441\\u043a\\u043e\\u0433\\u043e \\u0444\\u0435\\u0434\\u0435\\u0440\\u0430\\u043b\\u044c\\u043d\\u043e\\u0433\\u043e \\u0438\\u0441\\u0441\\u043b\\u0435\\u0434\\u043e\\u0432\\u0430\\u0442\\u0435\\u043b\\u044c\\u0441\\u043a\\u043e\\u0433\\u043e \\u0446\\u0435\\u043d\\u0442\\u0440\\u0430 \\u0420\\u0410\\u041d\", \"full_name\": \"\\u042d. \\u041a. \\u0425\\u0443\\u0441\\u043d\\u0443\\u0442\\u0434\\u0438\\u043d\\u043e\\u0432\\u0430\"}, \"en\": {\"orcid\": \"0000-0003-2987-3334\", \"affiliation\": \"Institute of Biochemistry & Genetics of Ufa Science Centre of the RAS\", \"full_name\": \"E. K. Khusnutdinova\"}}]}"],"publication_grp":["123456789/5809"],"bi_4_dis_filter":["ретроэлементы\n|||\nретроэлементы","rna viruses\n|||\nRNA viruses","targeted therapy\n|||\ntargeted therapy","genetic recombination\n|||\ngenetic recombination","микрорнк\n|||\nмикроРНК","коронавирус\n|||\nкоронавирус","covid19\n|||\nCOVID19","встройка\n|||\nвстройка","генетическая рекомбинация\n|||\nгенетическая рекомбинация","регуляция генной экспрессии\n|||\nрегуляция генной экспрессии","рнк вирусы\n|||\nРНК вирусы","обратная транскриптаза\n|||\nобратная транскриптаза","таргетная терапия\n|||\nтаргетная терапия","micrornas\n|||\nmicroRNAs","gene expression regulation\n|||\ngene expression regulation","reverse transcriptase\n|||\nreverse transcriptase","sarscov2\n|||\nSARSCoV2","integration\n|||\nintegration","retrocells\n|||\nretrocells","coronavirus\n|||\ncoronavirus"],"bi_4_dis_partial":["microRNAs","RNA viruses","targeted therapy","reverse transcriptase","коронавирус","coronavirus","встройка","gene expression regulation","COVID19","genetic recombination","регуляция генной экспрессии","таргетная терапия","integration","РНК вирусы","retrocells","обратная транскриптаза","микроРНК","ретроэлементы","SARSCoV2","генетическая рекомбинация"],"bi_4_dis_value_filter":["microRNAs","RNA viruses","targeted therapy","reverse transcriptase","коронавирус","coronavirus","встройка","gene expression regulation","COVID19","genetic recombination","регуляция генной экспрессии","таргетная терапия","integration","РНК вирусы","retrocells","обратная транскриптаза","микроРНК","ретроэлементы","SARSCoV2","генетическая рекомбинация"],"bi_sort_1_sort":"probable mechanisms of covid-19 pathogenesis","bi_sort_3_sort":"2021-03-12T12:56:43Z","read":["g0"],"_version_":1697558603557240832}]},"facet_counts":{"facet_queries":{},"facet_fields":{},"facet_dates":{},"facet_ranges":{},"facet_intervals":{}},"highlighting":{"2-3358":{"dc.abstract.en":[" of violations in functioning of the gastrointestinal tract and small pelvis. Unlike other postoperative"],"dc.abstract":[" of violations in functioning of the gastrointestinal tract and small pelvis. Unlike other postoperative"]},"2-3362":{"dc.abstract.en":[" independent predictors of early mortality. Independent predictors of late mortality were: NYHA functional"],"dc.abstract":[" independent predictors of early mortality. Independent predictors of late mortality were: NYHA functional"]},"2-3468":{"dc.abstract.en":[" in the arterial perfusion of the limb. It carries a threat to the limb’s function and viability. The issue"],"dc.abstract":[" in the arterial perfusion of the limb. It carries a threat to the limb’s function and viability. The issue"]},"2-3454":{"dc.abstract.en":[" producing excessive amounts of hormones which causes changes in the functional status of various organs"],"dc.abstract":[" producing excessive amounts of hormones which causes changes in the functional status of various organs"]},"2-7027":{"dc.abstract.en":[" adequate functioning of the stent.Conclusion. The presented clinical cases"],"dc.abstract":[" adequate functioning of the stent.
Conclusion. The presented clinical cases"]},"2-7420":{"dc.fullHTML":[" in molecular function
Анализ пути KEGG показал, что 4 ДЭГ в основном были обогащены взаимодействием"],"dc.fullHTML.ru":[" in molecular function
Анализ пути KEGG показал, что 4 ДЭГ в основном были обогащены взаимодействием"],"dc.abstract.en":[" Encyclopedia of Genes and Genomes (KEGG) analysis were performed to further understand the function of circ"],"dc.abstract":[" Encyclopedia of Genes and Genomes (KEGG) analysis were performed to further understand the function of circ"]},"2-6096":{"dc.citation.en":[" and functional alterations of tumor-associated antigen-specific CD8+ T-cell responses in hepatocellular carcinoma"],"dc.citation.ru":[" and functional alterations of tumor-associated antigen-specific CD8+ T-cell responses in hepatocellular carcinoma"],"dc.citation":[" and functional alterations of tumor-associated antigen-specific CD8+ T-cell responses in hepatocellular carcinoma"]},"2-3346":{"dc.abstract.en":[". The morphological and functional bases of chemoembolization are described in detail. The comparison between"],"dc.abstract":[". The morphological and functional bases of chemoembolization are described in detail. The comparison between"]},"2-8043":{"dc.abstract.en":[", leading to significant functional and aesthetic impairments. The documentation of clinical cases"],"dc.abstract":[", leading to significant functional and aesthetic impairments. The documentation of clinical cases"]},"2-4897":{"dc.citation.en":["Chen L., Zhong L. Genomics functional analysis and drug screening of SARS-CoV-2. Genes Dis. 2020"],"dc.citation.ru":["Chen L., Zhong L. Genomics functional analysis and drug screening of SARS-CoV-2. Genes Dis. 2020"],"dc.citation":["Chen L., Zhong L. Genomics functional analysis and drug screening of SARS-CoV-2. Genes Dis. 2020"]}}} -->
По вашему запросу найдено документов: 823
Страница 79 из 83
G(8344) mutation as the only manifestation of disease in a carrier of myoclonus epilepsy and ragged-red fibers (MERRF) syndrome. Am J Hum Genet. 1993r;52(3):551–6. PMID: 8447321" [11]=> string(289) "Мазунин И.О., Володько Н.В., Стариковская Е.Б., Сукерник Р.И. Митохондриальный геном и митохондриальные заболевания человека. Молекулярная биология. 2010;44(5):755–72." [12]=> string(201) "Celentano V., Esposito E., Perrotta S., Giglio M.C., Tarquini R., Luglio G., et al. Madelung disease: report of a case and review of the literature. Acta Chir Belg. 2014;114(6):417–20. PMID: 26021689" [13]=> string(191) "Lemaitre M., Chevalier B., Jannin A., Bourry J., Espiard S., Vantyghem M.C. Multiple symmetric and multiple familial lipomatosis. Presse Med. 2021;50(3):104077. DOI: 10.1016/j.lpm.2021.104077" [14]=> string(494) "Вецмадян Е.А., Труфанов Г.Е., Рязанов В.В., Мостовая О.Т., Новиков К.В., Карайванов Н.С. Ультразвуковая диагностика липом мягких тканей с использованием методик цветного допплеровского картирования и эластографии. Вестник Российской Военно-медицинской академии. 2012;2(38):43–50." [15]=> string(227) "Богов А.А., Андреев П.С., Филиппов В.Л., Топыркин В.Г. Оперативное лечение болезни Маделунга. Практическая медицина. 2018;16(7-1):90–3." [16]=> string(324) "Уракова Е.В., Нестеров О.В., Ильина Р.Ю., Лексин Р.В. Хирургическая тактика при рецидивирующем липоматозе (болезни Маделунга). Клинический случай. Практическая медицина. 2022;20(6):131–3." [17]=> string(527) "Егай А.А., Тентимишев А.Э., Норматов Р.М., Тян А.С. Хирургическое лечение множественного симметричного липоматоза (болезнь Маделунга), осложненного сдавлением яремных вен с обеих сторон. Преимущества липэктомии перед липосакцией. Научное обозрение. Медицинские науки. 2022;1:5– 10. DOI: 10.17513/srms.1225" [18]=> string(379) "Тимербулатов М.В., Шорнина А.С., Лихтер Р.А., Каипов А.Э. Оценка липосакции в структуре абдоминопластики и сочетанной герниоабдоминопластики. Креативная хирургия и онкология. 2023;13(4):278–83. DOI: 10.24060/2076-3093-2023-13-4-278-283" [19]=> string(141) "Dang Y., Du X., Ou X., Zheng Q., Xie F. Advances in diagnosis and treatment of Madelung’s deformity. Am J Transl Res. 2023;15(7):4416–24." [20]=> string(276) "Leti Acciaro A, Garagnani L, Lando M, Lana D, Sartini S, Adani R. Modified dome osteotomy and anterior locking plate fixation for distal radius variant of Madelung deformity: a retrospective study. J Plast Surg Hand Surg. 2022;56(2):121–6. DOI: 10.1080/2000656X.2021.1934845" [21]=> string(185) "Liu Q., Lyu H., Xu B., Lee J.H. Madelung disease epidemiology and clinical characteristics: a systemic review. Aesthetic Plast Surg. 2021;45(3):977–86. DOI: 10.1007/s00266-020-02083-5" [22]=> string(167) "Sia K.J., Tang I.P., Tan T.Y. Multiple symmetrical lipomatosis: case report and literature review. J Laryngol Otol. 2012;126(7):756–8. DOI: 10.1017/S0022215112000709" [23]=> string(209) "Kratz C., Lenard H.G., Ruzicka T., Gärtner J. Multiple symmetric lipomatosis: an unusual cause of childhood obesity and mental retardation. Eur J Paediatr Neurol. 2000;4(2):63–7. DOI: 10.1053/ejpn.2000.0264" [24]=> string(210) "Nounla J., Rolle U., Gräfe G., Kräling K. Benign symmetric lipomatosis with myelomeningocele in an adolescent: An uncommon association-case report. J Pediatr Surg. 2001;36(7):E13. DOI: 10.1053/jpsu.2001.24776" [25]=> string(93) "Madelung O.W. Über den Fetthals (diffuses Lipom des Halses). Arch Klin Chir. 1888;37:106-30." [26]=> string(91) "Lanois P.E., Bensaude R. De ladeno-lipomatosesymetrique. Bull Mem Soc Med Hosp. 1898;1:298." [27]=> string(204) "El Ouahabi H., Doubi S., Lahlou K., Boujraf S., Ajdi F. Launois-bensaude syndrome: A benign symmetric lipomatosis without alcohol association. Ann Afr Med. 2017;16(1):33–4. DOI: 10.4103/1596-3519.202082" [28]=> string(176) "Chen C.Y., Fang Q.Q., Wang X.F., Zhang M.X., Zhao W.Y., Shi B.H., et al. Madelung’s disease: lipectomy or liposuction? Biomed Res Int. 2018;3975974. DOI: 10.1155/2018/3975974" [29]=> string(123) "Coker J.E., Bryan J.A. Endocrine and metabolic disorders: Causes and pathogenesis of obesity. J. Fam. Pract. 2008;4:21–6." [30]=> string(262) "González-García R., Rodríguez-Campo F.J., Sastre-Pérez J., Muñoz-Guerra M.F. Benign symmetric lipomatosis (Madelung’s disease): case reports and current management. Aesthetic Plast Surg. 2004;28(2):108– 12; discussion 113. DOI: 10.1007/s00266-004-3123-5" [31]=> string(326) "Holme E., Larsson N.G., Oldfors A., Tulinius M., Sahlin P., Stenman G. Multiple symmetric lipomas with high levels of mtDNA with the tRNA(Lys) A-->G(8344) mutation as the only manifestation of disease in a carrier of myoclonus epilepsy and ragged-red fibers (MERRF) syndrome. Am J Hum Genet. 1993r;52(3):551–6. PMID: 8447321" [32]=> string(289) "Мазунин И.О., Володько Н.В., Стариковская Е.Б., Сукерник Р.И. Митохондриальный геном и митохондриальные заболевания человека. Молекулярная биология. 2010;44(5):755–72." [33]=> string(201) "Celentano V., Esposito E., Perrotta S., Giglio M.C., Tarquini R., Luglio G., et al. Madelung disease: report of a case and review of the literature. Acta Chir Belg. 2014;114(6):417–20. PMID: 26021689" [34]=> string(191) "Lemaitre M., Chevalier B., Jannin A., Bourry J., Espiard S., Vantyghem M.C. Multiple symmetric and multiple familial lipomatosis. Presse Med. 2021;50(3):104077. DOI: 10.1016/j.lpm.2021.104077" [35]=> string(494) "Вецмадян Е.А., Труфанов Г.Е., Рязанов В.В., Мостовая О.Т., Новиков К.В., Карайванов Н.С. Ультразвуковая диагностика липом мягких тканей с использованием методик цветного допплеровского картирования и эластографии. Вестник Российской Военно-медицинской академии. 2012;2(38):43–50." [36]=> string(227) "Богов А.А., Андреев П.С., Филиппов В.Л., Топыркин В.Г. Оперативное лечение болезни Маделунга. Практическая медицина. 2018;16(7-1):90–3." [37]=> string(324) "Уракова Е.В., Нестеров О.В., Ильина Р.Ю., Лексин Р.В. Хирургическая тактика при рецидивирующем липоматозе (болезни Маделунга). Клинический случай. Практическая медицина. 2022;20(6):131–3." [38]=> string(527) "Егай А.А., Тентимишев А.Э., Норматов Р.М., Тян А.С. Хирургическое лечение множественного симметричного липоматоза (болезнь Маделунга), осложненного сдавлением яремных вен с обеих сторон. Преимущества липэктомии перед липосакцией. Научное обозрение. Медицинские науки. 2022;1:5– 10. DOI: 10.17513/srms.1225" [39]=> string(379) "Тимербулатов М.В., Шорнина А.С., Лихтер Р.А., Каипов А.Э. Оценка липосакции в структуре абдоминопластики и сочетанной герниоабдоминопластики. Креативная хирургия и онкология. 2023;13(4):278–83. DOI: 10.24060/2076-3093-2023-13-4-278-283" [40]=> string(141) "Dang Y., Du X., Ou X., Zheng Q., Xie F. Advances in diagnosis and treatment of Madelung’s deformity. Am J Transl Res. 2023;15(7):4416–24." [41]=> string(276) "Leti Acciaro A, Garagnani L, Lando M, Lana D, Sartini S, Adani R. Modified dome osteotomy and anterior locking plate fixation for distal radius variant of Madelung deformity: a retrospective study. J Plast Surg Hand Surg. 2022;56(2):121–6. DOI: 10.1080/2000656X.2021.1934845" } ["dc.citation.ru"]=> array(21) { [0]=> string(185) "Liu Q., Lyu H., Xu B., Lee J.H. Madelung disease epidemiology and clinical characteristics: a systemic review. Aesthetic Plast Surg. 2021;45(3):977–86. DOI: 10.1007/s00266-020-02083-5" [1]=> string(167) "Sia K.J., Tang I.P., Tan T.Y. Multiple symmetrical lipomatosis: case report and literature review. J Laryngol Otol. 2012;126(7):756–8. DOI: 10.1017/S0022215112000709" [2]=> string(209) "Kratz C., Lenard H.G., Ruzicka T., Gärtner J. Multiple symmetric lipomatosis: an unusual cause of childhood obesity and mental retardation. Eur J Paediatr Neurol. 2000;4(2):63–7. DOI: 10.1053/ejpn.2000.0264" [3]=> string(210) "Nounla J., Rolle U., Gräfe G., Kräling K. Benign symmetric lipomatosis with myelomeningocele in an adolescent: An uncommon association-case report. J Pediatr Surg. 2001;36(7):E13. DOI: 10.1053/jpsu.2001.24776" [4]=> string(93) "Madelung O.W. Über den Fetthals (diffuses Lipom des Halses). Arch Klin Chir. 1888;37:106-30." [5]=> string(91) "Lanois P.E., Bensaude R. De ladeno-lipomatosesymetrique. Bull Mem Soc Med Hosp. 1898;1:298." [6]=> string(204) "El Ouahabi H., Doubi S., Lahlou K., Boujraf S., Ajdi F. Launois-bensaude syndrome: A benign symmetric lipomatosis without alcohol association. Ann Afr Med. 2017;16(1):33–4. DOI: 10.4103/1596-3519.202082" [7]=> string(176) "Chen C.Y., Fang Q.Q., Wang X.F., Zhang M.X., Zhao W.Y., Shi B.H., et al. Madelung’s disease: lipectomy or liposuction? Biomed Res Int. 2018;3975974. DOI: 10.1155/2018/3975974" [8]=> string(123) "Coker J.E., Bryan J.A. Endocrine and metabolic disorders: Causes and pathogenesis of obesity. J. Fam. Pract. 2008;4:21–6." [9]=> string(262) "González-García R., Rodríguez-Campo F.J., Sastre-Pérez J., Muñoz-Guerra M.F. Benign symmetric lipomatosis (Madelung’s disease): case reports and current management. Aesthetic Plast Surg. 2004;28(2):108– 12; discussion 113. DOI: 10.1007/s00266-004-3123-5" [10]=> string(326) "Holme E., Larsson N.G., Oldfors A., Tulinius M., Sahlin P., Stenman G. Multiple symmetric lipomas with high levels of mtDNA with the tRNA(Lys) A-->G(8344) mutation as the only manifestation of disease in a carrier of myoclonus epilepsy and ragged-red fibers (MERRF) syndrome. Am J Hum Genet. 1993r;52(3):551–6. PMID: 8447321" [11]=> string(289) "Мазунин И.О., Володько Н.В., Стариковская Е.Б., Сукерник Р.И. Митохондриальный геном и митохондриальные заболевания человека. Молекулярная биология. 2010;44(5):755–72." [12]=> string(201) "Celentano V., Esposito E., Perrotta S., Giglio M.C., Tarquini R., Luglio G., et al. Madelung disease: report of a case and review of the literature. Acta Chir Belg. 2014;114(6):417–20. PMID: 26021689" [13]=> string(191) "Lemaitre M., Chevalier B., Jannin A., Bourry J., Espiard S., Vantyghem M.C. Multiple symmetric and multiple familial lipomatosis. Presse Med. 2021;50(3):104077. DOI: 10.1016/j.lpm.2021.104077" [14]=> string(494) "Вецмадян Е.А., Труфанов Г.Е., Рязанов В.В., Мостовая О.Т., Новиков К.В., Карайванов Н.С. Ультразвуковая диагностика липом мягких тканей с использованием методик цветного допплеровского картирования и эластографии. Вестник Российской Военно-медицинской академии. 2012;2(38):43–50." [15]=> string(227) "Богов А.А., Андреев П.С., Филиппов В.Л., Топыркин В.Г. Оперативное лечение болезни Маделунга. Практическая медицина. 2018;16(7-1):90–3." [16]=> string(324) "Уракова Е.В., Нестеров О.В., Ильина Р.Ю., Лексин Р.В. Хирургическая тактика при рецидивирующем липоматозе (болезни Маделунга). Клинический случай. Практическая медицина. 2022;20(6):131–3." [17]=> string(527) "Егай А.А., Тентимишев А.Э., Норматов Р.М., Тян А.С. Хирургическое лечение множественного симметричного липоматоза (болезнь Маделунга), осложненного сдавлением яремных вен с обеих сторон. Преимущества липэктомии перед липосакцией. Научное обозрение. Медицинские науки. 2022;1:5– 10. DOI: 10.17513/srms.1225" [18]=> string(379) "Тимербулатов М.В., Шорнина А.С., Лихтер Р.А., Каипов А.Э. Оценка липосакции в структуре абдоминопластики и сочетанной герниоабдоминопластики. Креативная хирургия и онкология. 2023;13(4):278–83. DOI: 10.24060/2076-3093-2023-13-4-278-283" [19]=> string(141) "Dang Y., Du X., Ou X., Zheng Q., Xie F. Advances in diagnosis and treatment of Madelung’s deformity. Am J Transl Res. 2023;15(7):4416–24." [20]=> string(276) "Leti Acciaro A, Garagnani L, Lando M, Lana D, Sartini S, Adani R. Modified dome osteotomy and anterior locking plate fixation for distal radius variant of Madelung deformity: a retrospective study. J Plast Surg Hand Surg. 2022;56(2):121–6. DOI: 10.1080/2000656X.2021.1934845" } ["dc.citation.en"]=> array(21) { [0]=> string(185) "Liu Q., Lyu H., Xu B., Lee J.H. Madelung disease epidemiology and clinical characteristics: a systemic review. Aesthetic Plast Surg. 2021;45(3):977–86. DOI: 10.1007/s00266-020-02083-5" [1]=> string(167) "Sia K.J., Tang I.P., Tan T.Y. Multiple symmetrical lipomatosis: case report and literature review. J Laryngol Otol. 2012;126(7):756–8. DOI: 10.1017/S0022215112000709" [2]=> string(209) "Kratz C., Lenard H.G., Ruzicka T., Gärtner J. Multiple symmetric lipomatosis: an unusual cause of childhood obesity and mental retardation. Eur J Paediatr Neurol. 2000;4(2):63–7. DOI: 10.1053/ejpn.2000.0264" [3]=> string(210) "Nounla J., Rolle U., Gräfe G., Kräling K. Benign symmetric lipomatosis with myelomeningocele in an adolescent: An uncommon association-case report. J Pediatr Surg. 2001;36(7):E13. DOI: 10.1053/jpsu.2001.24776" [4]=> string(93) "Madelung O.W. Über den Fetthals (diffuses Lipom des Halses). Arch Klin Chir. 1888;37:106-30." [5]=> string(91) "Lanois P.E., Bensaude R. De ladeno-lipomatosesymetrique. Bull Mem Soc Med Hosp. 1898;1:298." [6]=> string(204) "El Ouahabi H., Doubi S., Lahlou K., Boujraf S., Ajdi F. Launois-bensaude syndrome: A benign symmetric lipomatosis without alcohol association. Ann Afr Med. 2017;16(1):33–4. DOI: 10.4103/1596-3519.202082" [7]=> string(176) "Chen C.Y., Fang Q.Q., Wang X.F., Zhang M.X., Zhao W.Y., Shi B.H., et al. Madelung’s disease: lipectomy or liposuction? Biomed Res Int. 2018;3975974. DOI: 10.1155/2018/3975974" [8]=> string(123) "Coker J.E., Bryan J.A. Endocrine and metabolic disorders: Causes and pathogenesis of obesity. J. Fam. Pract. 2008;4:21–6." [9]=> string(262) "González-García R., Rodríguez-Campo F.J., Sastre-Pérez J., Muñoz-Guerra M.F. Benign symmetric lipomatosis (Madelung’s disease): case reports and current management. Aesthetic Plast Surg. 2004;28(2):108– 12; discussion 113. DOI: 10.1007/s00266-004-3123-5" [10]=> string(326) "Holme E., Larsson N.G., Oldfors A., Tulinius M., Sahlin P., Stenman G. Multiple symmetric lipomas with high levels of mtDNA with the tRNA(Lys) A-->G(8344) mutation as the only manifestation of disease in a carrier of myoclonus epilepsy and ragged-red fibers (MERRF) syndrome. Am J Hum Genet. 1993r;52(3):551–6. PMID: 8447321" [11]=> string(289) "Мазунин И.О., Володько Н.В., Стариковская Е.Б., Сукерник Р.И. Митохондриальный геном и митохондриальные заболевания человека. Молекулярная биология. 2010;44(5):755–72." [12]=> string(201) "Celentano V., Esposito E., Perrotta S., Giglio M.C., Tarquini R., Luglio G., et al. Madelung disease: report of a case and review of the literature. Acta Chir Belg. 2014;114(6):417–20. PMID: 26021689" [13]=> string(191) "Lemaitre M., Chevalier B., Jannin A., Bourry J., Espiard S., Vantyghem M.C. Multiple symmetric and multiple familial lipomatosis. Presse Med. 2021;50(3):104077. DOI: 10.1016/j.lpm.2021.104077" [14]=> string(494) "Вецмадян Е.А., Труфанов Г.Е., Рязанов В.В., Мостовая О.Т., Новиков К.В., Карайванов Н.С. Ультразвуковая диагностика липом мягких тканей с использованием методик цветного допплеровского картирования и эластографии. Вестник Российской Военно-медицинской академии. 2012;2(38):43–50." [15]=> string(227) "Богов А.А., Андреев П.С., Филиппов В.Л., Топыркин В.Г. Оперативное лечение болезни Маделунга. Практическая медицина. 2018;16(7-1):90–3." [16]=> string(324) "Уракова Е.В., Нестеров О.В., Ильина Р.Ю., Лексин Р.В. Хирургическая тактика при рецидивирующем липоматозе (болезни Маделунга). Клинический случай. Практическая медицина. 2022;20(6):131–3." [17]=> string(527) "Егай А.А., Тентимишев А.Э., Норматов Р.М., Тян А.С. Хирургическое лечение множественного симметричного липоматоза (болезнь Маделунга), осложненного сдавлением яремных вен с обеих сторон. Преимущества липэктомии перед липосакцией. Научное обозрение. Медицинские науки. 2022;1:5– 10. DOI: 10.17513/srms.1225" [18]=> string(379) "Тимербулатов М.В., Шорнина А.С., Лихтер Р.А., Каипов А.Э. Оценка липосакции в структуре абдоминопластики и сочетанной герниоабдоминопластики. Креативная хирургия и онкология. 2023;13(4):278–83. DOI: 10.24060/2076-3093-2023-13-4-278-283" [19]=> string(141) "Dang Y., Du X., Ou X., Zheng Q., Xie F. Advances in diagnosis and treatment of Madelung’s deformity. Am J Transl Res. 2023;15(7):4416–24." [20]=> string(276) "Leti Acciaro A, Garagnani L, Lando M, Lana D, Sartini S, Adani R. Modified dome osteotomy and anterior locking plate fixation for distal radius variant of Madelung deformity: a retrospective study. J Plast Surg Hand Surg. 2022;56(2):121–6. DOI: 10.1080/2000656X.2021.1934845" } ["dc.identifier.uri"]=> array(1) { [0]=> string(36) "http://hdl.handle.net/123456789/8932" } ["dc.date.accessioned_dt"]=> string(20) "2025-07-09T13:59:02Z" ["dc.date.accessioned"]=> array(1) { [0]=> string(20) "2025-07-09T13:59:02Z" } ["dc.date.available"]=> array(1) { [0]=> string(20) "2025-07-09T13:59:02Z" } ["publication_grp"]=> array(1) { [0]=> string(14) "123456789/8932" } ["bi_4_dis_filter"]=> array(10) { [0]=> string(45) "madelung’s disease ||| Madelung’s disease" [1]=> string(23) "lipectomy ||| lipectomy" [2]=> string(133) "диффузный симметричный липоматоз ||| диффузный симметричный липоматоз" [3]=> string(79) "шеи новообразования ||| шеи новообразования" [4]=> string(45) "липэктомия ||| липэктомия" [5]=> string(63) "diffuse symmetric lipomatosis ||| diffuse symmetric lipomatosis" [6]=> string(61) "adipose tissue proliferation ||| adipose tissue proliferation" [7]=> string(103) "жировой ткани разрастание ||| жировой ткани разрастание" [8]=> string(71) "болезнь маделунга ||| болезнь Маделунга" [9]=> string(33) "neck neoplasms ||| neck neoplasms" } ["bi_4_dis_partial"]=> array(10) { [0]=> string(20) "липэктомия" [1]=> string(20) "Madelung’s disease" [2]=> string(29) "diffuse symmetric lipomatosis" [3]=> string(14) "neck neoplasms" [4]=> string(33) "болезнь Маделунга" [5]=> string(28) "adipose tissue proliferation" [6]=> string(37) "шеи новообразования" [7]=> string(9) "lipectomy" [8]=> string(62) "диффузный симметричный липоматоз" [9]=> string(48) "жировой ткани разрастание" } ["bi_4_dis_value_filter"]=> array(10) { [0]=> string(20) "липэктомия" [1]=> string(20) "Madelung’s disease" [2]=> string(29) "diffuse symmetric lipomatosis" [3]=> string(14) "neck neoplasms" [4]=> string(33) "болезнь Маделунга" [5]=> string(28) "adipose tissue proliferation" [6]=> string(37) "шеи новообразования" [7]=> string(9) "lipectomy" [8]=> string(62) "диффузный симметричный липоматоз" [9]=> string(48) "жировой ткани разрастание" } ["bi_sort_1_sort"]=> string(99) "systemic benign lipomatosis (madelung’s disease): experience of surgical treatment. clinical case" ["bi_sort_3_sort"]=> string(20) "2025-07-09T13:59:02Z" ["read"]=> array(1) { [0]=> string(2) "g0" } ["_version_"]=> int(1837178072511545344) } -->
Страница 79 из 83
Фасеты
Научный руководитель
- R.H. Zulkarneev (2)
- Р.Х. Зулкарнеев (2)
- A.T. Volkova (1)
- Aleksandrova E.N. (1)
- Bazekin G.V (1)
- Chusova K.V. (1)
- D.N. Tukhvatullina (1)
- E. R. Faizova (1)
- Gorbunova V.Y. (1)
- L. T. Gilmutdinova (1)
- LUZIN V.I. (1)
Авторы
- V.N. Pavlov (23)
- В.Н. Павлов (23)
- Beylerli, Ozal (22)
- Ilyasova, Tatiana (22)
- Gareev, Ilgiz (20)
- Mustafin, R.N. (19)
- Мустафин, Р.Н. (14)
- Khusnutdinova, E.K. (13)
- I. F. Gareev (12)
- Sufianov, Albert (12)
- И. Ф. Гареев (12)
Ключевые слова
- Scopus (317)
- Web of Science (113)
- ВАК (104)
- COVID-19 (21)
- microRNA (14)
- microRNAs (13)
- дети (12)
- микроРНК (12)
- cancer (11)
- children (11)
- inflammation (11)